– Батя! Кто там? – раздался из комнаты знакомый голос.
– Это к нам… помощь подоспела, – ответил мужчина в комнату и обернулся к дамам. – Да вы проходите! Мы тут… видите ли, Федор мне сказал, что я болен, ну и…
– Здра-а-а-сссьте, – вышел встречать гостей сам Елисеев. – Знакомьтесь, это мой отчим, Иван Данилович!
– Да мы наполовину уже познакомились, – кивнула Марья Андреевна. – Правда, вы ждали Дашу, но она… ее не было дома, а мы думали, вам нужна скорая помощь… в смысле, быстрая. Так что я – Марья Андреевна… а это Оля, моя дочь.
– Очень приятно, – от волнения принялся трясти ее руку Иван Данилович. – А мы вот… немного слегли. Я думал, что Дарья Андреевна тут нам… как-нибудь… Но если вы, так это и вообще… ну очень рады!
Марья Андреевна решительно скинула пальто и закатала рукава.
– Где у вас ванная? Сейчас я помою руки и… вызову врача! Может быть, вам нужно дать какое-нибудь лекарство… Оля! Иди вымой руки и будь рядом, вдруг срочно понадобится твоя помощь… Так, где больной? Где телефон?
– Тихо-тихо-тихо-тихо, – поспешил успокоить ее Федор. – У нас все есть: и свое лекарство, и свой врач, и даже… и даже варенье малиновое в холодильнике… Просто… нам бы хотелось просто, чтобы… чаю попить, а ваша сестра его так чудесно заваривает.
– Моя сестра – чай? – хмыкнула Марья Андреевна. – Моя сестра чудесно заваривает только железные ворота! Ну давайте, где у вас тут чай?
Марии Андреевне было теперь жутко неловко. Она все, конечно, поняла – не маленькая ведь. Федор просто хотел познакомить Дашу со своим отчимом. Хотел Дашу, а тут… Марья нарисовалась! Да еще и Ольгу притащила. Ой, ну как же неудобно. И уйти сразу некрасиво. Ну, ничего… полчаса они с Ольгой продержатся, а там и откланяться можно… А дочь она не зря сюда притащила – вон как Елисеев украдкой на нее поглядывает. И мордаха у самого такая… как у Машиных учеников в весеннюю пору… Да что ж эта школа опять вспомнилась-то?..
За столом Марья Андреевна сразу же повернула беседу в высокодуховное русло.
– Вам нравится Пушкин? – спрашивала она, потягивая чай из кружки с отломанной ручкой.
– Да! – с жаром ответил Иван Данилович. – Мне очень нравятся Лермонтов, Пушкин, Гоголь, очень!
– Правда? – сверкнула глазами Марья Андреевна. – А какие произведения вам наиболее близки?
– Сейчас… э-э-э… – обернулся к красивой книжной полке хозяин квартиры. – Сейчас, пожалуй, Мандельштам.
– Что вы говорите, – удивилась женщина. – Поразительно! Просто поразительно… а скажите – вы не прочитаете нам что-нибудь?
Ольга нечаянно икнула – маменьку понесло. Елисеев уткнулся носом в кружку и хитро стрелял глазами, а Иван Данилович спокойно поддерживал светскую беседу:
– Да нет, что вы… как я вам читать буду? Наизусть, что ли? Да я даже книг не открывал! Я ж не по стихам книжки-то выбираю! Пушкина да Лермонтова издают очень много, любые корешки к моей мебели можно подобрать. Вот за то и люблю.
– Вы… вы подбираете книги под цвет мебели? – ужаснулась Марья Андреевна.
– А что такого? Я сам эту мебель делаю, не могу же я поставить туда журналы какие-нибудь! Они ж не стоят, журналы-то, да и… под цвет лака не подходят.
– Классиков? – захлебнулась от ужаса Марья Андреевна. – Под цвет лака?
– Да что такого-то? – таращился на нее мужчина. – Ну классиков, и чего? Да я, между прочим, тоже так же писать могу! И ничего сложного! Вот недавно я так лежу, ко сну собираюсь, и вдруг – тресь! В голову стих ворвался! «Во всем мне хочется дойти до самой сути. В работе, в поисках пути…»
– В сердечной смуте… – подсказала Марья Андреевна.
– Вот правильно… точно. А я все думал, как бы про любовь строчку втиснуть, а ничего не подходило… А сейчас хорошо… Или вот еще… Мне Федор говорит, что пора жениться, а я ему раз – и отвечаю: «Я скажу тебе с последней прямотой: Все лишь бредни, шерри-бренди, Ангел мой!»
– Ага… – поджала губы старшая гостья. – Вот такие мысли вам в голову «тресь», да?
– Да сам мучаюсь!
Ольга вдруг откашлялась, хотела было подсказать имя известного автора этих строк, однако Елисеев под столом тихо ухватил ее за руку и сжал, приказывая молчать. Ольга замолчала. А между тем Иван Данилович продолжал:
– А вчера вот меня Федор спрашивает – о чем, мол, я задумался? Так я ему так и пошел чесать: «Это было у моря, где ажурная пена, Где встречается редко городской экипаж…» Красиво как я сказал, правда? Только дальше вот никак строчки не залетают, хоть тресни! Так никто и не узнает, что там дальше-то сотворилось…
– Ну почему же, – спокойно отхлебывала чай Марья Андреевна. – Там все известно. Королева влюбилась в пажа, что непонятного…
– А вы откуда знаете? – недоверчиво посмотрел на нее Иван Данилович.
– А мне Игорь Северянин рассказал. В своем стихотворении, ага, – кивнула Марья Андреевна. – Эти стихи… они, видать, в вашу-то голову прилетают, когда уже все остальные головы облетели.
– Да что вы говорите?! – охнул мужчина и хитро сверкнул глазом. – Ай-ай-ай-ай… Так меня обделить…
– Ну вот, а ты под цвет мебели, – поддел его Елисеев.
– Федор! Ну эту ж мебель я сам! Вот этими вот руками! – в свою очередь оскорбился отчим.
– Сами? – не поверила Марья Андреевна, и глаза ее загорелись. – Это ж как здорово! Вы знаете, а мне как раз в класс нужно установить такой стеллаж, чтобы… – И тут она вспомнила. – Хотя… Ничего уже мне не нужно, никакого стеллажа.
– Нет, ну отчего же? – рвался помочь мужчина. – Мне совершенно не трудно. Это ж… это хобби! От души! Руки уже все дома переделали, а теперь по работе скучают! Говорите, когда вам сделать.
– Да не надо мне ничего! – уже с надрывом ответила женщина.
– Маму на работе сократили, – постаралась объяснить Ольга. – У них там школа рухнула, ну и… Мама работает учителем литературы… работала.
– И что – у нас уже никому не нужны учителя? – не поверил Иван Данилович.
– В нашей школе – нет, – горько вздохнула Марья Андреевна. – Да у нас и… и школы-то теперь нет.
Елисеев воздел кверху палец:
– А вот в деревнях учителей всю жизнь не хватает! Дети мучаются от недостатка литературы! Но… разве учителя туда поедут? Нет, все собрались в городе и… и переполняют школы.
Неожиданно Иван Данилович подскочил и погрозил пальцем Елисееву:
– Я тебе тыщщу раз говорил – я в деревню не поеду!
– А вы тоже учитель? – повернулась к нему Марья Андреевна.
– Нет, но…
– Так к чему эти дамские истерики, сударь? Мальчик говорит мне… а я… я еще подумаю… Федор, расскажите мне, а какие условия там предлагают?
Елисеев сел на любимого конька. Ему так хотелось, чтобы отчим перебрался в деревню, он уже и домик ему приглядел. Тамошний врач – его близкий друг. Уже все было продумано, а вот упирался отчим, и хоть ты что! И друзья у него появились странные какие-то, того и гляди в пивнушку утянут. А для отчима спиртное – это верная смерть. А потому Федор и пел сейчас соловьем. Расписывал, как прекрасно можно жить вдали от выхлопов, от грязи, от пивных ларьков. И, кажется, уже прониклась не только Марья Андреевна, но даже и Ольга, а вот отчим…