— Вы отдаете себе отчет, что такой фильм, каким вы его задумали, будут показывать только в Париже. Ну, может быть, еще в Хельсинки, где очень высокий уровень самоубийств…
Флек слегка напрягся:
— Вы шутите, верно?
— Ага, я шучу. Я только хочу сказать…
— Я знаю, что вы хотите сказать. И я понимаю: то, что я предлагаю, радикально. Но если кто-то вроде меня — учитывая мои финансовые возможности — не сделает этого, как сможет искусство прогрессировать? Согласитесь, именно богатая элита всегда финансировала авангардистов. Я же финансирую сам себя. И если остальному миру захочется блевать от того, что я сделаю, пусть так и будет. Самое главное, чтобы мой фильм не игнорировали…
— Вы хотите сказать, как ваш первый фильм? — не сдержался я.
Флек снова напрягся, затем бросил на меня взгляд, который одновременно казался и обиженным и угрожающим. Оп-ля-ля… Кажется, я вляпался по-крупному. Поэтому я быстро исправился:
— Дело не в том, заслуживает ли будущий фильм такого отношения. И я сомневаюсь, что то, что мы сейчас предлагаем, этот наш сценарий, будет проигнорирован. Может статься, Христианская коалиция начнет сжигать наши чучела, но я уверен, что внимание он привлечет…
Теперь он снова улыбался, и я вздохнул с облегчением. Затем он нажал кнопку на столе. Через несколько секунд появилась Мэг. Флек попросил принести бутылку шампанского.
— Думаю, стоит выпить за наше сотрудничество, Дэвид, — сказал он.
— Разве мы уже сотрудничаем?
— Полагаю, что да. Вы ведь заинтересованы в том, чтобы продолжить работу над проектом?
— Это зависит…
— От чего?
— Да от обычных вещей: от нашего с вами расписания, от других моих профессиональных обязательств, от условий контракта, которые ваши люди должны согласовать с моими. И разумеется, от вопроса с оплатой.
— Деньги — не проблема.
— Деньги всегда проблема в киношном бизнесе.
— Но не со мной. Назовите вашу цену.
— Простите?
— Назовите вашу цену. Скажите, сколько вы хотите за переработку сценария.
— Обычно я такими вопросами не занимаюсь. Вам придется поговорить с моим агентом…
— Я повторю еще раз, Дэвид. Назовите вашу цену.
Я сделал глубокий вдох:
— Вы хотите, чтобы я переписал сценарий в соответствии с вашими пожеланиями?
— Два черновика и редактирование.
— Тогда мне понадобится значительное время, — сказал я.
— И я уверен, что вы запросите соответствующую цену.
— Уточню, речь идет о вашем сценарии «Сало в долине Напа» [27] ?
Опять скупая напряженная улыбка.
— Думаю, можно и так назвать, — сказал он. — Итак, цену, пожалуйста.
— Два с половиной миллиона, — сказал я не моргнув глазом.
Он посмотрел на свои ногти. Затем кивнул:
— Продано.
На этот раз я вздрогнул:
— Вы уверены?
— Сделка заключена. Итак, когда мы начнем?
— Ну… гм… обычно я не начинаю работать, не подписав контракта. И я должен все обговорить с моим агентом.
— О чем тут разговаривать? Вы назвали цену. Я согласился заплатить. Давайте начинать работать.
— Прямо сейчас?
— Да, в данный момент.
Но через час я должен был находиться на борту его реактивного лайнера, несущего меня на встречу с дочерью: выходные, которые мы проведем вместе с Кейтлин, я не мог (и не хотел) пропустить.
— Я знаю, что моего агента сейчас нет в городе…
— Но вы наверняка сможете ее где-то разыскать. Если нет, я все равно переведу половину от оговоренной суммы на ваш счет сегодня же днем.
— Вы очень добры. Но главная проблема не в этом. Простите, но у меня очень важные семейные обязательства…
— Речь идет о жизни и смерти? — спросил он.
— Нет, но если я не появлюсь, это очень расстроит мою дочку, а моя бывшая жена обязательно использует мое отсутствие, чтобы предъявить иск в суде.
— А пошла она, — заявил он.
— Все не так просто.
— Да ничего подобного. К тому же на два с половиной миллиона вы сможете купить любую юридическую помощь.
— Но здесь же замешан ребенок…
— Переживет.
Возможно, но мне трудно будет отделаться от чувства вины.
— Вот что я предлагаю, — сказал я. — Позвольте мне сейчас улететь в Сан-Франциско, а рано утром в понедельник я вернусь сюда.
— Следующая неделя не подходит.
— А как насчет еще через неделю? — спросил я и тут же пожалел, что выступил с этим предложением. Потому что нарушил Правило номер один для тех, кто пишет киносценарии: я явно напрашивался… а это означало, что мне либо нужна работа, либо я нуждаюсь в деньгах. Так оно и было, но в Голливуде (особенно если имеешь дело с такими сложными людьми, как Флек) ты должен вести себя, будто можешь легко прожить и без миллионной сделки. В соответствии с правилами игры необходимо делать вид, что ты полностью независим. Признание в том, что ты зависим от кого-то, означало одно — провал. В данном случае я не нуждался в этой странной работе, более того — сомневался в ее творческой законности. Но как можно отказаться от такого чека… особенно если учесть, что я заставлю Элисон составить контракт так, что у меня не будет ни малейших трудностей с изъятием моего имени из титров, зато будет возможность отрицать свое участие в уродовании Флеком моего оригинального творения.
Беда в том, что Флек уже и сам сообразил, что поставил меня в очень удобное для него положение: остаться на выходные и работать над контрактом ценой в два с половиной миллиона или уехать и…
— Сожалею, но это у меня единственные свободные выходные, — сказал он резко. — И признаюсь, меня огорчает ваше отношение, Дэвид. Вы ведь приехали сюда, чтобы работать со мной, не так ли?
Я постарался говорить спокойно и убедительно:
— Филипп… давайте еще раз выясним все до конца. Вы доставили меня сюда, чтобы обсудить сценарий. Более того, вы вынудили меня прождать вас семь дней… целую неделю, в течение которой мы могли бы проделать огромную работу по переделке текста. Вместо этого…
— Вы действительно прождали меня семь дней?
О, господи! Мы снова возвращаемся в сумеречную зону.
— Кажется, я упомянул об этом в самом начале нашего разговора, — напомнил я.
— Тогда почему мне никто ничего не сказал?
— Понятия не имею, Филипп. Но меня уверили, что вы знаете о том, что я тут болтаюсь без дела.