Если начать с завтрашнего дня, в моем распоряжении ровно тринадцать рабочих дней, чтобы переписать текст.
Но перед тем как я начал планировать сюжет, разбивая его на главы (задача на сегодня), я произвел маленький подсчет: пятнадцать авторских листов — это шестьсот тысяч знаков. Значит, в день я должен выдавать примерно по сорок семь тысяч знаков, если хочу сдать работу вовремя. Сорок семь тысяч знаков — это около двадцати пяти страниц в день: совершенно безумное количество, если не учитывать того факта, что текст не заслуживает глубокой вдумчивости.
Однако работа есть работа, тем более, повторю, у меня не было выбора. Поэтому я отнесся к задаче серьезно, решив привнести в этот убогий материал налет профессионализма.
Я составил для себя жесткое расписание и неуклонно его придерживался. Я позволял себе отвлечься только дважды в день — для беседы с Мэтью Симзом и Кейтлин (по-прежнему через день).
— Похоже, вы немного взбодрились, — заметил Симз, когда я находился примерно на середине романа.
— Работа. Помойная работа, но все же…
— Но вы выполняете ее прилежно, что похвально.
— Мне нужны деньги, а также заполнить время чем-то полезным.
— Другими словами, вы поступаете разумно. А ведь совсем недавно вы говорили, что не сможете найти себе работу.
— Но это не совсем то, чем мне бы хотелось заниматься.
— Почему бы вам не взглянуть на это как на позитивное начало?
— Потому что романизация не может считаться позитивным опытом.
Несмотря на грустные мысли, я продолжал трудиться. Каждый день я выполнял свою норму, стараясь не опускаться до низкого уровня изначально тупого материала. Я хорошо поработал. Я сделал три экземпляра текста. Один отправил издателю, другой — Элисон, а третий оставил себе. И я успел в срок… И даже успел на ближайший пункт срочной доставки за целый час до закрытия.
Наградой за изнурительный труд был поход в маленький итальянский ресторанчик в Санта-Барбаре (сорок минут езды). Это была первая ресторанная еда с тех пор, как я перебрался сюда, — и я ее заслужил. Мне приятно было поесть вне дома. То, что недавно считалось само собой разумеющимся, сейчас превратилось в редкое удовольствие.
После ужина я долго бродил под луной по пляжу, радуясь тому простому факту, что я выполнил работу в соответствии с оговоренными условиями, причем меня не за что упрекнуть.
Через три дня позвонила Элисон и сообщила, что издатель в Нью-Йорке в восторге от результата.
— Знаешь, что сказал мне Макс Ньютон: «Этот парень получил вонючее дерьмо и превратил его в высококачественное дерьмо». Он находится под большим впечатлением… причем не только от самого текста, но и от того, что ты уложился в срок. Да, и еще — что ты не возникал. Поверь мне, это делает тебя редчайшей особью среди писательской братии. Но по-настоящему хорошие новости заключаются в том, что Макс делает по одной такой романизации в месяц. Раньше он пользовался услугами разных людей, но всегда был недоволен результатом. Вот он и решил предложить тебе контракт на шесть романизаций, по двадцать пять тысяч за каждую. Сроки те же…
— И я буду продолжать пользоваться псевдонимом?
— Да, Джон Форд, никаких проблем. Самое главное, ты сможешь погасить долг какой-нибудь из студий.
— Ты забываешь о моих алиментах.
— Да, Сэнди мне говорил. Ты должен добиться снижения месячной суммы. Это же сумасшедшие деньги! И Люси может себе позволить…
— Пожалуйста, давай не будем это обсуждать.
— Как скажешь, Дэвид.
— Но новости хорошие, Элисон. Замечательные просто! Никогда бы не поверил, что скажу такое про романизацию, но…
— Все лучше, чем ничего, — согласилась Элисон.
В ту ночь я спал на удивление хорошо. Утром проснулся отдохнувшим и способным спокойно смотреть на вещи. Если Максу понравятся первые шесть романов, может быть, Элисон удастся уговорить его взять меня на постоянную работу. При такой оплате, минус налоги и комиссионные Элисон, я смогу продолжать платить Люси и потихоньку рассчитаюсь с обеим студиям.
— Приятно слышать, что вы так оптимистично настроены, — заметил Мэтью Симз во время нашей очередной беседы.
— Да, это окрыляет — суметь подняться с колен.
Прошла неделя. Макс Ньютон прислал чек за через Элисон. Я немедленно перевел деньги на счет Люси, присовокупив электронное послание, в котором коротко написал:
«Алименты за два месяца сегодня поступят на твой счет. Было бы приятно как-нибудь с тобой перекинуться словечком».
На следующий вечер, разговаривая с дочерью, я спросил у нее, не может ли мама подойти к телефону.
— Прости, пап, она говорит, что занята.
Я не стал настаивать.
Прошли еще несколько дней, нового сценария от Макса Ньютона не поступало. Я послал Элисон записку по электронной почте, поинтересовавшись, что происходит. Она ответила мне, что вчера разговаривала с Максом и все в ажуре. Более того, он сказал ей, что его юридический отдел собирается завтра переслать мне контракт.
Но наступило завтра, и Элисон позвонила сама. По ее дрожащему голосу я догадался, что случилась очередная беда.
— Не знаю даже, как тебе сказать… — пробормотала она.
Я не смог заставить себя в очередной раз спросить «Что опять?», поэтому промолчал.
— Макс отказался от контракта.
— Что?!
— Он отказался подписывать с тобой контракт.
— На каком основании?
— Наш старый друг Тео Макколл…
— Только не это…
— Я прочту тебе заметку, она коротенькая.
«О, как же низко могут пасть сильные мира сего! Дэвид Армитаж, сценарист нашумевшего сериала., выгнанный студией за кражу чужих строчек (выведен на чистую воду публикациями нашей газеты), а позже публично пристыженный за нападение на некого журналиста (уточню — на меня), опустился до самой низкой формы так называемого творчества, известного как романизация. По некоторым сведениям, бывший лауреат премии «Эмми» (справедливости ради, не так давно он был лишен звания лауреата) взялся переписывать сценарии выходящих фильмов для издательства «Лионел», Нью-Йорк. И догадайтесь, за какой фильм в первую очередь взялся «золотой мальчик» телевидения? Грязный фильм для подростков «Потерять это», в сравнении с которым, по слухам, «Американский пирог» кажется поздним Бергманом! Самое забавное — псевдоним, который выбрал себе Армитаж, чтобы спрятаться: Джон Форд. Подразумевал ли он известного режиссера вестернов… а может, писателя-якобинца, сотворившего пьесу «Жаль, что она шлюха»? Хотя в случае с Армитажем более подходящим названием было бы «Жаль, что он плагиатор»».
Мы долго молчали. Меня не тошнило, я не испытывал шока, не чувствовал себя уничтоженным — я уже через все эти стадии проходил. Я просто оцепенел, как боксер, которому нанесли удар в голову и он перестал что-либо ощущать.