— У твоего мужа особое отношение к фильмам Любича?
— У него есть все его фильмы.
— Бинго!
Еще я объяснил, почему я потерял весь свой инвестиционный портфель, и сказал, что у меня есть все основания полагать, что Бобби Барра просто послушался указаний Флека навредить мне и с финансовой точки зрения.
— Одного не могу понять: он решил проделать все это, потому что каким-то образом узнал про нас…
— А что было узнавать? — сказала она. — В смысле, то, чем мы занимались? Это же детский лепет! И Филипп в то время не приближался ко мне уже много месяцев…
— Ну, если не в этом дело, тогда… я не знаю… Может, он позавидовал моему скромному успеху…
— Да, ты прав. Филипп завидует всем, кто обладает настоящим творческим талантом. Потому что сам абсолютно бездарен. Но у него может быть и дюжина других причин, которые, кроме него, никто понять не состоянии. В конце концов, он мог сделать все это просто ради забавы. Он способен на такое… — Марта встала и начала шагать по комнате, качая головой. — Я… представить себе не могла… Он играет в такие игры постоянно… Все это настолько в стиле Филиппа, что… что…
— Ну, ты знаешь его лучше, чем я.
— Мне жаль, Дэвид…
— Мне тоже. Вот почему мне нужна твоя помощь.
— Я помогу.
— Но то, что я хочу предложить, может быть… несколько рискованно.
— А… ерунда. Рассказывай, что я должна сделать!
— Покажи своему мужу эти документы. — Я показал на бумаги, лежащие на столе.
— Ты хочешь записать эту драматичную сцену? — спросила она.
— Ты все правильно поняла. Думаю, карманного диктофона будет достаточно. Мне нужно одно-единственное признание, что за всем этим стоял он. Как только я получу эту запись, мой агент — и ее юристы — будут иметь необходимый рычаг. Но и это еще не все. Когда Флек поймет, что у нас есть его признание — ну, о том, что он украл сценарий и купил Макколла, — я уверен, у него появится желание договориться с нами… особенно если он сообразит, какая вокруг всего этого может подняться шумиха. У него ведь небольшая фобия насчет критики в прессе?
— О да!
— Но в первую очередь я хочу вернуть себе репутацию. Денежный вопрос здесь вторичен…
— Напрасно ты так. Деньги — это единственный язык, который Филипп понимает до конца. Боюсь, однако, возникнет проблема…
— Он будет все отрицать?
— Верно. Но…
— Что?
— Если я его спровоцирую, он может выболтать нужное признание, но…
— Похоже, ты слабо веришь в мою затею.
— Я слишком хорошо знаю этого человека. Тем не менее попробовать стоит.
— Спасибо.
Она собрала все документы.
— Мне понадобятся все доказательства, — сказала она.
— Все в твоем распоряжении.
— Теперь отвези меня назад к моей машине, пожалуйста.
Все время, которое ушло на поездку до книжного магазина, она молчала, крепко прижимая папку к груди. Вид у нее был деловой и… какой-то обозленный.
Когда мы остановились у магазина, Марта наклонилась и поцеловала меня в щеку.
— Я тебе позвоню, — сказала она.
Затем мы разъехались. Вернувшись в коттедж, я подумал: именно на такую реакцию я и надеялся.
Но шли дни, и от Марты не было ни слова. Элисон, напротив, постоянно звонила, интересовалась, как я распорядился ксерокопиями документов. Я врал, говорил, что продолжаю их изучать, разыскивая способы борьбы с Флеком.
— Из тебя такой дерьмовый лгун, Дэвид, — сказала она.
— Думай что хочешь, Элисон.
— Я только надеюсь, что ради разнообразия ты поведешь себя умно.
— Я стараюсь. А пока скажи мне: ты или твой юрист пока не придумали, как мы можем прищучить этого мерзавца за литературное воровство первой степени?
— Нет, Дэвид, пока… ничего. Он перекрыл все ходы.
Когда истекла неделя, я уже начал думать, что Флек действительно непобедим. И я начал впадать в отчаяние. Подходил срок уплаты алиментов (оставалось три недели), а у меня не было никакой возможности заплатить даже половину. Это означало, что Люси, скорее всего, отыграется, запретив телефонные переговоры с Кейтлин. Поскольку я не могу позволить себе услуги Уолтера Дикерсона в суде (и где бы то ни было тоже), она раздавит меня в наносекунду… С Уиллардом Стивенсоном тоже возникала проблема. Несколько дней назад он позвонил мне из Лондона, чтобы познакомиться и спросить, нравится ли мне жить в его коттедже. Попутно он сообщил, что вернется в Штаты примерно через два месяца, так что…
Но разве я смогу найти что-нибудь в Мередите на двести восемьдесят долларов в неделю? Самое дешевое жилье в городе стоило не меньше восьмиста долларов в месяц. А это означало, что если с жильем как-нибудь да решится, то на остальное (электричество, газ и еда) я должен буду тратить по восемьдесят долларов в неделю. Нереально…
Проиграв этот трагический сценарий в голове, я уже представил себя бездомным, распростертым на лос-анджелесском бульваре, с написанным от руки плакатиком: «Когда-то я был знаменит…»
Наконец Марта позвонила. Это случилось вечером в пятницу… через десять дней после нашей встречи. Она позвонила в магазин примерно в шесть часов. Тон был отрывистым, деловым.
— Прости, что я так надолго пропала, — сказала она. — Я уезжала.
— У тебя есть какие-нибудь новости?
— Когда у тебя выходной?
— В понедельник и вторник.
— Ты можешь освободить понедельник полностью?
— Разумеется.
— Отлично. Я заеду за тобой в коттедж около двух.
И она повесила трубку, прежде чем я успел ее расспросить.
Первым моим побуждением было сразу же перезвонить ей и потребовать, чтобы она рассказала, что происходит. Но я знал, что в лучшем случае этот звонок только навредит. Поэтому мне ничего не оставалось, как считать часы до понедельника.
Она приехала вовремя, машину поставила напротив входа. И выглядела она снова восхитительно: короткая красная юбка, обтягивающая кофточка, та же джинсовая куртка, что и на прошлой неделе, те же простые очки и та же старомодная камея на шее, о которой я забыл сказать.
Я встретил ее в дверях. Она широко улыбнулась, и эта улыбка заставила меня усомниться, что у нее хорошие новости. Затем она быстро поцеловала меня в губы и одновременно сжала руку. Я подумал: многообещающе… но одновременно сбивает с толку.
— Привет, — сказала она.
— И тебе привет. Я правильно распознал намек на хороший юмор?
— Кто знает. Ты настаиваешь на такой одежде?