— Боюсь рисковать — вдруг что-нибудь случится с «Голубой фишкой»?
— А хрен с ней! Она застрахована.
— И основательно, — добавила Рут.
Мы все рассмеялись.
— Вы так добры ко мне, — сказал я.
— Эй, — заметил Билл, — а зачем еще нужны друзья?
Чтением на ночь меня обеспечил Билл. Три большие навигационные книги, приливные графики побережья Коннектикута. Я смотрел на них минут пять, потом сон настиг меня, как хороший удар под дых. Когда через девять часов я зашевелился, мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что уже четверг, одиннадцать часов утра, и что я нахожусь в гостевой комнате Хартли (накануне слишком много выпил и переволновался, чтобы ехать домой). Впервые за несколько дней я спал крепко, без сновидений.
Я увидел, что графики все еще разбросаны по постели. Еще я обнаружил записку и связку ключей на прикроватном столике.
Мы уехали на работу. Не хотели тебя будить. Чувствуй себя как дома. Оставь себе эти ключи и перевези вещи, когда тебе будет удобно. Маленький ключ от каюты «Голубой фишки» — это на случай, если тебе захочется там оглядеться.
Не пропадай.
С любовью,
Рут и Билл.
Я не заслуживал таких друзей, как Рут и Билл. Они были слишком порядочными, слишком доверчивыми. И я собирался воспользоваться их гостеприимством о-очень широко.
Как бы то ни было, я испытывал огромную благодарность за ключи от «Голубой фишки». Быстро приняв душ в их гостевой ванной комнате, я поехал в гавань Нью-Кройдона и поднялся на палубу яхты. Войдя в маленькую каюту, быстро огляделся. Под одной из коек было достаточно пустого места. На случай если вы не хотели идти под парусами, имелся мотор. Он был достаточно мощным, чтобы справиться с сильными течениями — особенно если вы включали автопилот на время сна и доверяли системе глобального позиционирования, установленной Биллом, вести яхту в нужном вам направлении. Если верить инструкции по использованию, которую я нашел на полке в каюте, с полным баком горючего можно было покрыть расстояние в две сотни миль. В небольшом шкафчике ближе к носу я обнаружил три канистры моторного топлива (Билл не хотел рисковать оказаться без горючего во время полного штиля). В кухоньке я заметил, что шланг, соединяющий плиту с газовым баллоном, поистрепался и был на скорую руку отремонтирован при помощи черной изоляционной ленты.
Я вышел на палубу, запер за собой каюту. День мрачный, небо тускло-серое, промозглый северный ветер. Я поднял воротник своей кожаной куртки и положил графики Билла перед штурвалом. Внимательно прочитал все, что говорилось о приливах-отливах на воскресенье и понедельник, затем занялся навигационной информацией о районе Лонг-Айленд Саунд. Я вел пальцем по извилистой линии побережья Коннектикута — рваная цепочка маленьких бухт и заливов — и не находил того, что искал, пока палец не замер к востоку от Нью-Лондона, на небольшом кусочке земли под названием Мемориальный парк Харкнесса.
Через два часа я уже был там, в сотне километров на северо-восток от Нью-Кройдона. Я ехал по шоссе I-95 к приморскому городу Нью-Лондон, месторасположению Академии береговой охраны, затем свернул на дорогу 213 и по ней проехал несколько миль до въезда в парк. Холмистые акры зеленых лужаек, столы для пикников, деревянные мостки, спускающиеся к пляжу, внушительный особняк Харкнесса, который был теперь превращен в музей и напоминал дом с привидениями из фильмов Винсента Прайса. Вход в парк загораживали низкие ворота, а рядом имелось объявление, что ворота эти закрываются на закате солнца. За ними виднелась будка дежурного. Поскольку шел уже третий день ноября, полиция никого там не оставляла — не сезон. По существу, весь парк в этот блеклый осенний четверг принадлежал мне. Я пошел вниз, к пляжу. Мне очень понравилось то, что я увидел. На воде несколько прогулочных лодок, время от времени проскакивает катер береговой охраны — и чистое, нетронутое пространство моря, которое через пятнадцать миль на восток превратится в Атлантический океан. Еще я заметил, что это был единственный участок пляжа, где не было дома фасадом на море, что означало, что я могу пристать сюда, не опасаясь быть увиденным. Меня слегка беспокоило присутствие береговой охраны. Вдруг эти ревнители порядка останавливают каждую лодку, дерзнувшую попасться им на пути? Хотя их задача охранять берег, так что зачем им заниматься прогулочной лодкой, плывущей к берегу? Да, это самое подходящее место. И пока течение на моей стороне, плавание в Атлантический океан будет легким.
Я немного поболтался на пляже, вдыхая соленые брызги и глядя на воду, внезапно охваченный чувством вины, которая, я знал, никогда меня не оставит. Страх омрачает каждое мгновение жизни, когда ты бодрствуешь, тебя постоянно преследует Мысль: сегодня все раскроется. Твои мелкие преступления и оплошности — вранье по мелочи, к которому ты прибегаешь, чтобы прожить день, — ничто в сравнении со страхом, что все вокруг увидят твою никчемность. И этот ужас остается с тобой навсегда. Или, возможно, до тех пор, пока ты не пересечешь нечеткую грань между цивилизованным и примитивным поведением. Этой границы мы все страшимся, потому все втайне знаем, насколько легко ее перейти. В наносекунду. Для этого всего-то и нужно — потянуться за бутылкой.
А потом? Потом ты будешь дивиться, почему потратил такую большую часть своей жизни в ожидании этого ужасающего тебя разоблачения. Внезапно ты действительно виновен. Ты совершил невероятный поступок. Тебе больше не надо бояться темноты. Ты уже там. Это момент ужасного освобождения. Потому что, когда ты будешь карабкаться из мрака наружу, ты поймешь, что тебя настигло жесточайшее разочарование: потеря детей.
Я сидел на скамейке примерно час, пока солнце не начало медленно опускаться. Потом направился назад к своей «мазде», выехал из парка и свернул налево. Примерно через четверть мили я притормозил у сломанных ворот брошенной фермы. За ними простиралось поле — размером приблизительно в два акра, с большой рощей. Деревья росли близко друг к другу, но на маленькой машине все же можно было между ними проехать. Я огляделся. Здесь все выглядело брошенным, заросшим. Ближайшее здание — большой, полуразвалившийся кирпичный дом — находилось примерно на расстоянии в четверть мили. Это поле, казалось, идеально подходило для моих целей.
Вернувшись в Нью-Лондон, я проверил точно, сколько миль проехал, затем по дорожным знакам выбрался на шоссе I-95 и направил машину в Нью-Кройдон.
Из дома я позвонил Бет. Я немного надеялся, что в связи с внезапным исчезновением Гари она слегка оттает. Я ошибался.
— Уже поздно, — сказала она, услышав мой голос.
— Только половина восьмого, — возразил я. — Вовсе не середина ночи.
— Ты знаешь, что Люси и Фил не любят, когда звонят после семи.
— Нарушает их карму, да?
— Зачем ты звонишь? — спросила она.
— Я только хотел…
— Да?
— …узнать, как дела у мальчиков.