Снова — взгляд в блокнот:
— Джентльмену, покончившему с собой в Гартфорде в марте этого года?
Киваю.
— Так значит, вы ненавидели Петерсона?
«Будь начеку!»
— Повторюсь: покойный не ходил у меня в любимчиках…
— Значит, вы рады, что он погиб?
Вопрос задан как бы походя, между делом. Но я все равно нервничаю. Наконец отвечаю:
— Никто не заслуживает подобной смерти.
— И я полагаю, вы готовы под присягой сообщить о собственном местонахождении в ночь убийства?
— Да. Я был в Майами. Деловая поездка.
— Как я заявил с самого начала, мы — не на официальном полицейском допросе. И вы совершенно не обязаны предъявлять мне никаких доказательств. Но если у вас действительно имеется подтверждение поездки в Майами, то имело бы смысл снять с вас…
— С радостью, — перебиваю я. Открываю ящик стола, перебираю папки, достаю ту, на которой написано «Майами», и протягиваю авиабилет и чек за аренду автомобиля. Детектив Флинн изучает документы, переписывает необходимые детали в записную книжку, затем возвращает доказательства мне:
— Значит, часто приходится путешествовать?
— Пару раз в неделю, но я никогда не уезжаю больше, чем на два дня.
— Значит, если понадобится связаться с вами повторно…
— Я буду здесь.
Гость встает:
— Спасибо, что уделили время.
— Был рад помочь.
Повернувшись к выходу, детектив неожиданно оборачивается:
— И последний вопрос. Не знаете, что это за парень?
Флинн протягивает сделанный полицейским художником рисунок человека, с которым Петерсон ужинал накануне гибели.
— Никогда не видел этого человека раньше, — сообщаю я.
— Уверены, что вам не знакомо его лицо?
— Да я знаю десятка два парней с подобной внешностью. Очень типичные черты.
Детектив внимательно рассматривает меня:
— Ну да, — соглашается он и уходит.
В тот день, прежде чем сесть в самолет, отправляющийся в три часа в Лос-Анджелес, я позвонил Лиззи. Она только что вернулась к работе в манхэттенском офисе, голос жены звучал нервно.
— Нед, у меня и в самом деле немного времени на разговоры, — призналась любимая. — Видишь ли, я прилетела только вчера вечером.
— Как в квартире?
— Стерильно чисто.
— Когда можно будет прийти, посмотреть?
— Ты что, никогда меня не слушаешь?
— Слышал каждое твое слово в точности. Но не думай, будто я отпущу тебя без боя.
— Нед, тебе не нужно меня отпускать. Потому что я уже ушла. Это — факт. Прими его.
Меняю тему разговора. Спрашиваю с места в карьер:
— Ты читала вчерашний номер «Нью-Йорк таймс»?
— Не могла поверить. Ворваться в дом Петерсона во время похорон…
— Точь-в-точь как ты говорила. Джерри испугался, что у покойного в доме хранятся улики. Теперь доказательств не найти, даже если они и были…
— На твоем месте я бы все равно переговорила с вдовой.
— По какому поводу?
— Она может что-нибудь рассказать…
— Например?
— Ну, не знаю. Сейчас я не готова участвовать в мозговом штурме.
— И я тоже не готов. Кстати, с утра ко мне заглянули копы, чтобы жизнь совсем уж медом не казалась.
В голосе Лиззи вновь послышалось беспокойство:
— И как все прошло?
— Прорвался. И предъявил фальшивое доказательство командировки в Майами в ту ночь.
— Убедил?
— Кажется, да.
Громкоговоритель поблизости сообщил, что посадка на рейс, вылетающий в одиннадцать часов в Лос-Анджелес, заканчивается.
— Слушай, мне пора в самолет.
— Оправляешься сегодня по курьерским делам?
— Увы.
— Как, черт подери, тебе удалось вляпаться в такое?
— Как обычно люди натыкаются на что-нибудь: плохо смотрел.
— Береги себя, — тихо сказала она.
Сошел с трапа в Международном аэропорту Лос-Анджелеса. В зале прибытия протянул компьютерный кейс порученцу мистера Тарика Иссака. Тот скрылся на несколько минут, затем вернулся и сел на скамью рядом со мной. Поставил кейс на пол между нами.
— Шестьсот двенадцать тысяч, — прошептал он мне на ухо.
Когда представитель скрылся, пришлось убить едва ли не четыре часа в зале ожидания, пока не началась регистрация рейса на Майами. Я заснул, обнимая кейс.
В Майами прилетел к шести утра. Сел в кукурузник, вылетающий в Нассау в семь. В девять тридцать деньги доставлены в банк (сто двадцать две тысячи четыреста долларов — на счет Джерома Дж. Шуберта, остальные четыреста восемьдесят девять тысяч шестьсот — в активы фонда «Эскалибур»), в четыре дня я уже вернулся в Нью-Йорк.
Ловлю такси до Вустер-стрит, достаю кейс, спрятанный в шкафчике, внизу в подъезде.
Поднявшись в апартаменты, вынимаю банковские причиндалы, выписываю квитанцию на получение вклада на сумму в шестьсот двенадцать тысяч, ставлю штамп «Фонд «Эскалибур»», дату, прижимаю банковскую печать к чернильной подушечке и проставляю на бланке оттиск.
Затем вырываю квитанцию и оставляю для Джерри на столе в кухне.
Вновь достаю из кейса конверт, в котором держу настоящие документы, и добавляю туда фальшивки. Потом опять прячу банковские документы и решаю больше не хранить компьютерный кейс на прежнем месте. Не самое надежное укрытие, а если смотритель обнаружит мой тайник и примется стучать в двери, разыскивая владельца, то мои дни на земле окажутся сочтены.
А потому сажусь в такси и отправляюсь на угол Сорок Пятой и Лексингтон-авеню, в канцелярский магазин, где заодно можно взять в аренду депозитную ячейку. Вношу двадцать долларов залога и еще двадцатку — за первый месяц. Получив ключ от ящика номер двести сорок два, прячу содержимое кейса, после чего выбрасываю опустевший портфель в уличную урну.
Когда захожу в офис, появляется Джек Баллентайн в сопровождении пары тяжеловесов. Одного из свиты узнаю сразу же: «Я Сверху».
— А вот и мой партнер по игре в теннис! — протягивает руку Джек.
— Рад вас видеть, мистер Баллентайн, — тихо произношу я.
— Нужно будет как-нибудь разыграть новую партию.
— В любое удобное для вас время.
Наклонившись поближе, Баллентайн говорит:
— Джерри рассказал о том, как много ты делаешь для фонда.