Чуть больше года назад Кэти и Реджи переспали. Кэти стремилась сбросить оковы условностей, которыми она была опутана в Ливерпуле. Поэтому она, не задумываясь, прыгнула к нему в постель, когда он ей это предложил. Несколько недель спустя девушка изменила свое мнение. Реджи, совершенно очевидно, воспринимал их отношения слишком серьезно, а Кэти поняла, что ей не следовало так разбрасываться своей добродетелью. Что сделано, то сделано, но для себя она решила, что для того, чтобы спать с мужчиной, ей нужны более серьезные основания.
Какое-то время ей казалось, что эти более серьезные основания ей может предоставить Хэрри Паттерсон. Он ей всегда нравился, и Кэти казалось, что он отвечает ей взаимностью. Она еще больше укрепилась в своем мнении, когда он неожиданно приехал к ней на прошлое Рождество. Они чудесно провели время. Позже он прислал ей письмо, которое было таким нежным, что она заподозрила, что он всерьез увлекся ею. Но больше писем не было. Она сама удивилась тому, как мало ее это обеспокоило.
Затем, вскоре после Дюнкерка, на сцене появился Джек Уилкинсон. Он был худым, как скелет, и его внешность при всем желании нельзя было назвать приятной. Но озорной огонек, мелькавший в его темно-серых глазах, показался Кэти таким притягательным, что уже через несколько минут она мечтала о том, чтобы Джек поцеловал ее своими тонкими изогнутыми губами.
— Мой приятель, Хэрри Паттерсон, сказал, что вы не будете против, если я к вам загляну, — сообщил он ей при знакомстве. Стоял июнь. На сегодня работа Кэти была окончена, и она сидела, греясь на солнышке, на траве за зданием финансовой части. Джек говорил на кокни, а от его обаятельной улыбки ее сердце учащенно билось.
— Я приехал на грузовике из Лидса. Все мои приятели пошли в столовую на танцы. Проблема в том, что я не могу танцевать. Я подвернул ногу, видите? — он захромал по двору, чтобы показать, какая серьезная у него травма, хотя оба знали, что он притворяется, — а Хэрри сказал, что вы хороший собеседник. И в данный момент я страшно нуждаюсь в приятной беседе с хорошенькой молодой женщиной.
Они проговорили весь вечер, обсудив вопросы жизни и смерти, религии и политики, погоды, брака, а также другие темы, которые Кэти потом и припомнить не могла. Они говорили, пока не стемнело. Джеку пора было возвращаться в Лидс, но к тому времени они уже были влюблены друг в друга. Он был самым умным из всех мужчин, которых Кэти приходилось встречать, хотя бросил школу в четырнадцать лет, так же, как и она. Она и представить себе не могла, что любовь может так захватить человека, что все ее существо каждую минуту будет устремлено к предмету обожания.
С этого дня они встречались, когда только могли. Джек пользовался любым транспортом, чтобы добраться до Китли. Дважды он приезжал в качестве пассажира на мотоцикле.
Кэти труднее было улизнуть в Лидс. Все же она несколько раз приезжала к Джеку, и они снимали комнату в отеле, даже не пытаясь сделать вид, что женаты. То же самое они делали и в Китли, но ни в одном из отелей никто и не думал возражать. В конце концов, шла война и мораль вместе со многими другими излишествами полетела ко всем чертям. Через шесть недель лодыжка Джека зажила, и его отправили к Хэрри Паттерсону в Египет. Влюбленные часто писали друг другу. Письма Джека были длинными и вдумчивыми. Письма Кэти, аккуратно напечатанные на машинке, изобиловали шутками и описаниями смешных случаев, происшедших в части.
И сейчас, танцуя с Реджи, она думала о Джеке, мечтая, чтобы случилось чудо и Реджи превратился в Джека. Она была совсем не похожа на свою подругу Эми. Кэти не считала, что ее отношения с Джеком освящены небесами или что она умрет, если потеряет его, или что она тоскует по нему в сотни раз сильнее, чем другие женщины тоскуют по своим мужчинам. Но она твердо знала, что любит его всем сердцем и хочет всю свою жизнь быть рядом с ним.
В соседней комнате зазвонил телефон, кто-то снял трубку.
— Кэти, это тебя, — крикнул этот кто-то.
Единственным человеком, который мог позвонить ей поздно вечером в канун Рождества, была Эми. Кэти отстранилась от Реджи, вышла в другую комнату и взяла трубку.
— Привет, родная, — произнес самый родной в мире голос.
— Джек! — взвизгнула она, затем понизила голос: — Джек, где ты?
— В Египте. Я зашел в английский паб, и тут оказался телефон, ну такой, в который надо все время совать деньги. Я пытался дозвониться целый вечер, и у меня в кармане около сотни фунтов мелочью.
— Сто фунтов! — ахнула Кэти. Она даже не заметила, как опустела комната и тихо притворилась дверь.
— Ну, скорее пять, — сознался он. — Как твои дела? Я так и думал, что ты будешь у себя в офисе на вечеринке.
— Все хорошо. А теперь, когда я говорю с тобой, даже лучше. — Ее голос понизился до надрывного шепота. — Но, Джек, как бы мне хотелось, чтобы ты был здесь!
— Мне тоже, милая. — Она услышала, как он опустил в аппарат монету. Там, в Египте, наверное, очень жарко. Кэти выглянула в окно и увидела на земле иней. Небо было темно-синим, а звезды, казалось, висели очень низко и светили неестественно ярко.
— У вас там, наверное, холодно, — произнес Джек.
— Очень холодно. Кажется, скоро пойдет снег.
— Я люблю тебя, Кэт. — Еще одна монета звякнула, упав в аппарат.
— А я люблю тебя. Почему мы говорим о погоде? — Кэти знала, что, положив трубку, вспомнит тысячу вещей, которые должна была ему сказать.
— Я люблю тебя и скучаю по тебе. И еще, Кэт, я очень тебя хочу. — Он на мгновение замолчал. — Прямо сейчас, прямо сию секунду. Я хочу тебя так, как никогда ничего не хотел в этой жизни.
Прежде чем Кэти успела что-то ответить, звонок оборвался. Она смотрела на трубку, пытаясь взглядом вернуть голос Джека и представляя, как он сейчас делает то же самое в Египте.
— Где ты, Джек? — на всякий случай спросила она, но трубка молчала.
Через некоторое время раздался стук в дверь и Реджи просунул голову.
— Ты уже закончила?
Кэти кивнула, но продолжала молчать.
— Сегодня Рождество, и мы только что разрезали торт. Хочешь кусочек?
— Да, конечно. Я уже иду. — Ей все-таки удалось поговорить с Джеком. Женихи и мужья многих тысяч других женщин сейчас находятся вдалеке от них, в другой части земного шара, и у них нет ни малейшей возможности позвонить своим любимым. Ей страшно повезло.
Барни писал Эми письмо. Он сидел у стола в своей комнате, в шинели и накинутом на плечи стеганом одеяле. Оно накрывало его почти полностью, но Барни все равно было холодно. За маленьким окошком без штор валил густой снег. Метель не прекращалась уже несколько дней.
По случаю Рождества пленным разрешили лечь спать в час ночи. Охранники только недавно угомонились во дворе. Несмотря на завывающий ветер и температуру ниже нуля, заключенные долго играли в снежки. Теперь Барни слышал лишь пение, доносящееся из столовой. Он тоже должен находиться внизу и вместе с товарищами петь рождественские гимны, а не сидеть, закрывшись в комнате.