Лицо Фионнуалы просветлело — угодить ей было очень легко, с грустью подумала Элис.
— Ты права, мам. — Фиона сгорала от нетерпения показать брошь Орле, у которой в данный момент не было приятеля: она, должно быть, совершенно спятила, если порвала с таким красивым парнем, как Микки Лэвин.
Орле все-таки пришлось сказать об этом Микки в лицо. Она завела его в гостиную, потому что не хотела, чтобы их разговор состоялся в другом месте, где он мог вновь заключить ее в объятия. Все закончилось бы тем, что они опять повторили бы эту замечательную, потрясающую сцену, и она бы пропала.
Боже, какое у него было выражение лица, когда она сказала ему! Орла никогда его не забудет — он был потрясен, не верил своим ушам, готов был расплакаться. В его черных глазах светилось отчаяние.
— Но ведь я люблю тебя, — сказал он, как будто это имело решающее значение.
— А я тебя не люблю, — с жаром заявила Орла.
— Любишь! Конечно любишь. И ты сама знаешь это. Я ведь вижу. То, чем мы занимались вместе, было волшебством. Разве не так, Орла? — Он схватил ее за руку. — Разве не так?
Она посмотрела ему прямо в глаза.
— Нет, — ответила она. — Это было приятно, но и только. Мне понравилось.
— Ты лжешь. Ты тоже подумала, что это волшебство, как и я.
Орла пожала плечами. Ей страстно захотелось, чтобы он навсегда ушел, ушел из ее дома и из ее жизни. Она скрестила руки на груди и пожелала ему спокойной ночи.
— Значит, все?
— Все.
— Все кончено?
— Кончено, Микки.
— Ты разбила мне сердце, — произнес он дрогнувшим голосом.
— Оно скоро заживет, — беззаботно ответила она.
Входная дверь с грохотом захлопнулась. По-прежнему прижав руки к груди, Орла принялась раскачиваться взад и вперед на кушетке. Слезы капали ей на колени, на юбку, оставляли мокрые пятна на ее туфлях и на полу вокруг.
В таком виде ее и нашел Кормак — раскачивающейся, как сумасшедшая, на кушетке, и заливающей гостиную потоками слез. «Зачем ты сказала Микки, чтобы он уходил, если ты хочешь, чтобы он остался?» — спросил он, и от этого Орла заплакала еще сильнее. Вошла встревоженная Элис, постаралась, как могла, утешить дочь и отправила ее в постель, дав чашку какао и пару таблеток успокоительного.
Это случилось много недель назад, но Орла по-прежнему не могла забыть лицо Микки, хотя теперь она ненавидела его. Она ненавидела все связанное с Микки Лэвином.
Сейчас его лицо вновь возникло перед ней, оно глядело на нее с листа бумаги, заправленного в печатную машинку. Орла старалась подавить желание вырвать этот листок и разорвать на мелкие кусочки, потому что лицо все равно появится снова, как только она вставит чистый лист в машинку.
В небольшой конторе вместе с ней работала еще одна женщина, Эдди Джонс, секретарша Берти Крейга. Орла не ладила с ней. Эдди недолюбливала свою молодую напарницу за то, что та стала любимицей босса.
— Что с тобой происходит? — поинтересовалась она, когда Орла, скривившись, словно от зубной боли, уселась за печатную машинку.
— Ничего со мной не происходит, — резко бросила Орла.
— Тогда почему у тебя такой вид, будто ты потеряла фунт стерлингов, а нашла только шестипенсовик?
— Может, так оно и случилось, вот почему.
Эдди пожала плечами:
— Я просто спросила.
Орла подумала, как Эдди отреагирует, если она закричит: «Мне кажется, что я беременна, вот в чем дело . Черт бы тебя побрал, я думаю, что беременна. А я не хочу быть беременной. Я не хочу этого ни за что на свете. Я ненавижу Микки Лэвина. Мужчины должны предохраняться, надевать эти штуки. Но Микки не сделал этого, и теперь я беременна».
— Ты уверена, что с тобой все в порядке, Орла? — обеспокоенно спросила Эдди. — Теперь у тебя такой вид, словно ты вот-вот расплачешься.
— А вы бы не заплакали, потеряв целый фунт и найдя взамен шесть пенсов?
— Я только стараюсь помочь, дорогая.
Вероятно, именно слово «дорогая» прорвало плотину, и Орла принялась плакать.
— Простите меня за мою грубость, — рыдала она. — Кое-что действительно произошло, но я не могу рассказать вам об этом.
— Почему бы тебе не пойти домой? Я скажу Берти, что ты почувствовала себя плохо. Он поймет.
— Пожалуй, я так и сделаю. Спасибо, Эдди.
Орла медленно пошла по Ливерпуль-роуд по направлению к Бутлю. У нее уже неделю не было менструации, такого раньше никогда не случалось. Орла действительно залетела, как грубо выражались некоторые. Приближаясь к Сифорту, она прошла мимо приемной врача и на минуту задумалась, не зайти ли внутрь, чтобы ее осмотрели. Но она выглядела такой молоденькой, и у нее не было обручального кольца. Что скажет врач?
Орлу никогда особенно не беспокоило, что думают люди, но родить ребенка без мужа — считалось едва ли не самым тяжким проступком для девушки. На Опал-стрит была одна, которая решилась на это. Случилось это десять лет назад, и девушка давно стала взрослой женщиной, но о ее поступке судачили до сих пор, как будто это произошло только вчера. Ребенка отправили в сиротский приют.
«Моего не отправят», — Орла обеими руками схватилась за живот. Обращаться к доктору смысла не было, потому что в глубине души она твердо знала, что там, внутри нее, клубочком свернулось крошечное существо, ожидая появления на свет. Она также знала, что должна оставить его, что отдать его будет неправильно. И если она не хочет, чтобы на ее ребенке было клеймо родившегося без отца и его всю жизнь называли «ублюдком», то ей придется стать женой Микки Лэвина. Кроме того, ей было всего семнадцать, то есть, чтобы выйти замуж, ей требовалось разрешение родителей, так что придется рассказать обо всем отцу с матерью.
Навстречу ей шла молодая женщина, толкая перед собой большую старую коляску. Ребенок в ней пронзительно кричал, как будто его жгли каленым железом. «Ох, ради бога, заткнись, урод», — с безысходной тоской произнесла женщина, проходя мимо.
Орла обернулась и смотрела, как она удаляется, сгорбленная и измученная. «Через год и я буду такой, — с ужасом подумала она. — Скоро я буду такая же».
Она бросила взгляд на противоположную сторону улицы, где, взявшись за руки и оживленно болтая, шли две девушки, немногим старше ее. На них были красивые твидовые костюмы и маленькие фетровые шляпки. Одна несла большую серую сумку из крокодиловой кожи, о которой мечтала Орла. Девушки были воплощением всего, чего Орла хотела когда-нибудь добиться.
* * *
Гораций Флинн взял за обыкновение заходить в парикмахерскую, по крайней мере, раз в неделю. «Просто хочу взглянуть, как идут дела, миссис Лэйси», — говорил он. «Дела идут хорошо, мистер Флинн. Спасибо за беспокойство».