Они любили его. Все любили Кормака.
Кормак, Морис. Морис, Кормак. Имена эхом отдавались у Коры в голове. Много лет назад она думала, что делает доброе дело для всех, но все вышло наоборот. Если бы она оставила все, как есть, то сейчас сын Элис сидел бы в тюрьме Уолтона, а не ее. Если бы только она могла вернуться на двадцать один год назад и все исправить!
Дамская туалетная комната служила одновременно и раздевалкой. Две стены были заняты пальто и шубами; кроме того, здесь были два туалета. Кора вошла в одну из кабинок и заперлась там. Она опустилась на сиденье. Теперь они хором распевали «Потому что он такой славный малый». Элис, вероятно, держала Кормака под руку и выглядела при этом страшно глупо. Она не заслуживала иметь такого сына, как Кормак.
Боже, как это было несправедливо !
Внезапно в туалетную комнату впорхнули несколько женщин. Они попытались открыть дверь, за которой притаилась Кора.
— Кто там? — спросила одна из них. — Дверь заперта уже целую вечность.
Через некоторое время раздался новый стук.
— С вами все в порядке? — Это был голос той проклятой женщины, Пэтси, которая работала у Элис.
— Да, — хрипло ответила Кора.
Дамская туалетная опустела. Снова заиграла музыка, теперь уже тише, звучала какая-то романтическая мелодия. Она представила себе, как в зале притушили верхний свет и все начали танцевать. Интересно, есть ли у Кормака девушка?
Вскоре женщины вернулись за своими пальто и шубами. Должно быть, вечеринка закончилась. Судя по их разговорам, они очень неплохо провели время. Минут через пятнадцать суета и шум стихли. Элис не приходила за своей шубкой, Кора узнала бы ее голос. Открыв дверь, она вышла из кабинки и обнаружила, что на вешалках осталось всего несколько пальто. Она стала раздумывать, как проскользнуть незамеченной из туалета на лестницу, иначе ее запросто могут запереть в здании на ночь.
В кухне не было ни души. Кора добралась до верхней площадки лестницы и уже собралась тихо спуститься вниз, как вдруг заметила, что дверь в большую комнату открыта и оттуда доносится музыка, такая тихая, что ее почти заглушал шум уличного движения снаружи.
Она остановилась. В дальнем конце комнаты Орла и Маив танцевали со своими мужьями: с этим бестолковым Микки Лэвином и другим, у которого была неплохая работа в больнице, Мартином. Дэнни и Бернадетта стояли у проигрывателя, перебирая пластинки. Кора подошла поближе, и в поле ее зрения оказалась Элис. На ней было чудесное платье бутылочно-зеленого цвета со складками. Она сидела в кресле, устало вытянув ноги. Но Кора еще никогда не видела ее такой умиротворенной. Элис буквально светилась от счастья. Лицо ее словно излучало электрические токи, и Кора кожей ощутила их покалывание. Ее невестка наслаждалась счастьем, которое должно было принадлежать ей и которого она была лишена долгие годы.
Она придвинулась еще ближе, выискивая глазами Кормака. Наконец он появился откуда-то и наклонился над Элис. На нем были черные брюки и белая рубашка. Кора подумала, что она велика ему. Рубашка топорщилась пузырем вокруг талии, заправленная в брюки с узким ремешком. Вероятно, в начале вечера на нем был галстук, но сейчас он снял его. Воротник рубашки был расстегнут, открывая стройную шею. Сердце у Коры болезненно ворохнулось в груди. Кормак выглядел необыкновенно привлекательным. Они с Элис весело смеялись над чем-то. Вся сценка могла служить иллюстрацией к сюжету на тему «Счастливое семейство». Внезапно Кормак протянул руку и погладил Элис по голове.
Что-то случилось с женщиной, которая тайком подсматривала за ними. В голове у нее как будто заклубился тяжелый туман: густой, черный, удушливый, он вихрем закружил ее, становясь все горячее и горячее.
Морис сейчас уже наверняка ложится спать в своей камере. В коридоре раздается крик надзирателя: «Погасить свет!» Там все пропахло мочой, жаловался он. Еда была отвратительной. Спустя несколько месяцев Кора перестала приходить к нему на свидания. Она не знала, о чем им говорить, остальные посетители выглядели ничтожествами и подонками. Ей было стыдно оттого, что она попала в их общество. Кора не была уверена, что желает возвращения Мориса. Она не была уверена, что все еще любит его.
Вот это был ее сын, ее мальчик, ее плоть и кровь, этот светловолосый, умный, очень привлекательный и энергичный молодой человек.
— Дьявол! — Элис уронила что-то. Фужер с вином. Жидкость растеклась по полированному полу, словно кровь.
— Я принесу тряпку из кухни. — Кормак быстрыми шагами направился к двери, за которой притаилась Кора: сын шел к матери. Должно быть, сам Господь сделал так, чтобы этот фужер разбился.
Кора попятилась назад, чтобы оказаться в кухне, когда туда войдет Кормак. Он подскочил от удивления.
— Тетя Кора! Я и не знал, что вы здесь. Почему вы не идете в большую комнату к моей маме?
Она в упор впилась глазами в его славное лицо с правильными чертами.
— Ты — мой, — произнесла она глубоким, страстным голосом; она даже не подозревала, что способна говорить так.
— Прошу прощения? — вежливо переспросил Кормак.
— Я сказала, что ты мой, — продолжала она тем же неестественным голосом. — В ту ночь, когда ты родился, я подменила тебя на Мориса. Я пошла пройтись по больнице. Все спали, кроме меня. Когда я вошла в детскую, Морис лежал в койке с биркой «Лэйси 1», а ты был в кроватке «Лэйси 2». Я поменяла вас местами.
Кормак все еще улыбался.
— Не говорите ерунды, тетя Кора. Не хотелось бы показаться грубым, но я в жизни не слыхал подобного смехотворного бреда.
— Это не бред, родной. Это правда, — хриплым голосом настаивала Кора.
Он рассмеялся:
— В больнице просто не допустят ничего подобного.
— В ту ночь это случилось. Тогда был налет — настоящий ад, все смешалось: в эту минуту женщины и дети прятались в подвале, а в следующую они оказывались уже на больничной койке. — Кора вцепилась в его руку, но он стряхнул ее.
— Это дурная шутка. — Голос его обрел ледяную холодность. — Мне жаль, что Морис попал в тюрьму, тетя Кора, но это не значит, что вы можете испортить мой двадцать первый день рождения.
Он думал, что она говорит это из злобы и зависти!
— О, родной, — заплакала она и протянула к нему руки, но он отодвинулся, и на лице его явно читалось отвращение. — Я ничего не хочу испортить, я просто подумала, что пришло время тебе узнать правду. Говорю тебе, в больнице был настоящий бедлам, сестры бродили по палатам, как лунатики. А потом случился экстренный вызов, и Элис не показывали ребенка до следующего утра. Но тогда ей уже дали тебя вместо Мориса. Двадцать один год тебе исполняется завтра. А сегодня день рождения Мориса.
Похоже, что именно упоминание о дне рождения, столь банальное, если сравнить с тем, что Кора говорила до сих пор, заронило сомнение в душу Кормака. Он побелел как полотно.