Через несколько мгновений дверь открыла статная чернокожая женщина, немногим старше меня, в лимонно-зеленой тенниске и юбке с широким запахом, разукрашенной изображениями тропических фруктов. Живот и спина у нее были обнажены, открывая взору гладкую шелковистую кожу. На одной руке она держала ребенка. По обеим сторонам от нее стояли двое маленьких детей, мальчик и девочка, вцепившись ручонками в ее юбку. Они застенчиво глазели на меня, и малышка начала сосать свой большой палец, громко причмокивая.
— Миссис Смит?
— Да? — женщина воинственно уставилась на меня.
— Мне нужен ключ от квартиры Фло Клэнси.
Выражение ее лица изменилось.
— А я подумала, вы что-то продаете! Мне следовало догадаться по вашим коробкам. Да и не только: вы ужасно похожи на Фло. Входите, дорогая, я принесу ключ.
В огромном величественном холле пол был вымощен черно-белыми мозаичными плитами, а широкую лестницу, ведущую наверх, украшала лепная балюстрада. Роскошно украшенный потолок вздымался на высоту по меньшей мере четырнадцати футов. Но какое бы внушительное впечатление ни стремился произвести архитектор, холл портила осыпающаяся штукатурка на потолке и на карнизах, свисающая паутина и голые деревянные ступеньки, стертые посередине бесчисленным множеством поднимавшихся по ним ног. Несколько секций балюстрады отсутствовали.
Я осталась в холле, пока Чармиан Смит удалилась в комнату на первом этаже, по-прежнему в сопровождении державшихся за ее юбку детей. Через открытую дверь я рассмотрела уютную современно меблированную квартирку и стены с красно-коричневыми тиснеными обоями. Кругом царила почти стерильная чистота, даже огромное эркерное окно, на мытье которого наверняка уходил не один час, сверкало.
— Держите, девушка.
— Спасибо. — Я взяла ключ и мельком подумала, ходят ли дети следом за своей матерью весь день. — Не подскажете, какой этаж мне нужен?
— Цокольный. Крикните нам, если вам что-нибудь понадобится.
— Благодарю.
Я снова вышла наружу. Вход на цокольный этаж находился за перилами и представлял собой круто спускающиеся вниз узкие бетонные ступеньки. Тусклый свет падал из маленького окошка. Я с трудом спустилась вниз, держа в руках коробки, и очутилась на крохотной площадке, захламленной обертками из-под чипсов и другим мусором. К моему ужасу, там же валялось несколько использованных презервативов. В который раз я подумала, во что это я позволила себя втянуть.
В маленькой прихожей с крючка свисали пластиковый дождевик и зонтик, а на внутренней двери красовалась латунная подкова. Я повернула ручку, и дверь открылась.
Первое, что я почувствовала, войдя внутрь, это запах заплесневелой сырости и холод, от которого по коже побежали мурашки. Хотя на улице ярко светило солнце, я ничего не видела. За дверью я нащупала выключатель и повернула его. Сердце у меня упало. Комната оказалась забита мебелью, и на каждом пятачке свободного места стояли фигурки, вазочки и прочие украшения. В комнате громоздились два буфета, один очень старый и поистине гигантский, высотой футов в шесть, не меньше, с выдвижными ящичками вверху. Второй более современный, но столь же огромный. Под окном стоял сундук, покрытый красной бахромчатой шалью и красивой кружевной салфеткой. Сверху на них была водружена ваза, полная искусственных шелковых цветов: маки. Я потрогала их. Поразительно! Их как будто подбирали в тон шали. Пожалуй, я и сама так сделала бы.
Я медленно прошлась по комнате, которая тянулась вдоль всего дома. Примерно посередине в стену были вделаны две массивные балки, поддерживающие столь же массивную дверную перемычку, сплошь черные, украшенные мелкими латунными бляшками. В облицованном зеленой плиткой камине притаилась древняя газовая горелка, а по обе стороны от нее высились серванты и шкафы. Я открыла дверку одного из них. Все полки были битком забиты: одежда, посуда, книги, постельное белье, какие-то украшения в коробках…
— Я не справлюсь сама, — вслух произнесла я. Я понятия не имела, с чего начинать, и, похоже, мне понадобится еще добрая сотня коробок кроме тех, что я принесла с собой.
Окно в дальнем конце комнаты выходило в крошечный дворик, который располагался на одном уровне с задней частью квартиры. Там стояли деревянная скамейка, стол и подставка для цветов с чахлыми анютиными глазками. Стена оказалась розовой, почти того же оттенка, что и моя гостиная — еще одно свидетельство того, что вкусы у нас с тетушкой Фло совпадали. Женщина сверху сказала, что я похожа на Фло, и мне вдруг захотелось найти какую-нибудь ее фотографию.
Я обернулась и снова осмотрела комнату. На этот раз мне показалось, что она не лишена своеобразного очарования. По отдельности вещи не соответствовали друг другу, но вместе создавали недурной ансамбль. В комнате стоял большой обитый коричневым плюшем диван и парное к нему кресло, спинка и подлокотники которого украшали вязаные подстилки. Тетушка Фло явно испытывала предубеждение против свободного пространства. На нескольких маленьких столиках красовались фотографии, все в окружении вазочек с шелковыми цветами. Пол был покрыт линолеумом, имитирующим красно-синюю плитку, а перед камином лежал лоскутный ковер ручной работы. Рядом с вполне современным музыкальным центром, под дымчатой крышкой которого виднелась пластинка, стоял телевизор с большим экраном.
Если бы только не холод! На полке над камином я обнаружила коробок спичек. Я зажгла одну, просунула ее между прутьями к горелке и повернула ручку. Раздался хлопок, с ревом вспыхнуло пламя, перешедшее затем в ровное горение.
Я протянула к огню руки, чтобы согреться, и вспомнила, что собиралась поискать фотографию Фло. Спустя некоторое время я снова принялась бродить по комнате, пока наконец нашла несколько штук на прислоненном к стене столике с раздвижными ножками и откидной крышкой. Около дюжины фотографий стояли по обе стороны стеклянного кувшина с анемонами.
Первая представляла собой цветной снимок двух женщин, стоящих, похоже, на рыночной площади. Я узнала Фло, ведь я видела ее на похоронах тети Салли. Несмотря на преклонный возраст, было заметно, что в молодости Фло была хорошенькой. Она улыбалась в объектив спокойной милой улыбкой. Волосы женщины рядом с нею, одетой в шубку из шкуры леопарда и черные краги, отливали неестественно рыжим цветом. Я перевернула фотографию. Надпись на обороте гласила: «Я и Бел в Блэкпул-Лайтс, октябрь 1993 г.»
Нашлась здесь и свадебная фотография тети Салли времен войны, такую же я видела у бабушки. Невеста в полосатом костюме и белой фетровой шляпе смахивала на персонаж из журнала «Гайз энд Доллз». Еще одно свадебное фото: на нем двое в военной форме. Несмотря на грубое одеяние, женщина казалась поразительно красивой. На обороте было написано: «Свадьба Бел и Боба, декабрь 1940 г.» Должно быть, Фло и Бел дружили всю жизнь.
Я нашла еще две свадебные фотографии Бел: «Свадьба Бел и Айвора, 1945 г.», снятая, вероятно, за границей, как мне показалось, и «Свадьба Бел и Эдварда, 1974 г.», на которой рядом с обаятельной и эффектной Бел стоял пожилой мужчина немощного и болезненного вида. Наконец, я держала в руках фотографию юной Фло — снимок уже начал желтеть по краям. На заднем плане виднелась какая-то жалкая развалюха, над дверью которой красовалась вывеска «Прачечная Фрица». Мужчина в темном костюме и очках с проволочными дужками — Фриц? — стоял в окружении шестерых женщин в фартуках и с тюрбанами на головах. Узнать среди них Фло не составляло труда, потому что мы с ней действительно были очень похожи, если не считать того, что она улыбалась так, как я не улыбалась никогда в жизни. Фло выглядела на свои неполные восемнадцать лет и, казалось, лучилась счастьем — оно светилось в ее глазах, в ямочках на щеках и в лукавой улыбке ее чудных губ.