– Я думала, что ты не придешь! – произнесла она, протягивая ему руку. – Заходи, и давай слушать музыку. Я тут танцевала. Ты умеешь танцевать?
– Нет, – сипло проговорил Джейкоб.
Руби затащила его внутрь. При виде роскошных помещений с коврами на полу и разнообразными украшениями повсюду он сразу почувствовал себя не в своей тарелке. В комнате, в которую его повела девушка, стояли бархатные кресла, а музыка здесь звучала еще громче. Какой-то мужчина пел о том, что его сердце замерло, и у Джейкоба промелькнула мысль, как хорошо было бы, если бы с его сердцем произошло то же самое. Он не мог отвести взгляд от завитков черных волос, свисающих на тонкую шею Руби, а от прикосновения ее пальцев к его ладони покалывало кожу.
Руби тепло улыбнулась парню:
– Хочешь перекусить? На кухне есть большой яблочный пирог. Вообще-то он на завтра, но Эмили не будет против, если мы съедим его.
– Да можно бы, – пробормотал Джейкоб, мысленно выругав себя за косноязычие.
Его потащили в большую буфетную, где он, раскрыв от изумления рот, стал рассматривать невероятную плиту кремового цвета, кремовую же мойку, зеленые крашеные кухонные шкафы и черно-белую плитку на полу. Руби достала из кладовой пирог с золотистой корочкой.
– Ты будешь чай или кофе? – спросила она, жестом пригласив парня садиться за большой стол посреди комнаты.
– Чай.
Джейкоб никогда еще не пил кофе и даже не знал, что это такое. В присутствии Руби с ее граммофоном, кофе и невероятной буфетной, которую она назвала «кухней», он казался себе невежественным.
Он стал наблюдать, как девушка наливает воду в предмет, который, безусловно, был чайником, но вместо того, чтобы поставить его на плиту, она вставила шнур, который из него торчал, в отверстие в стене. Охваченный любопытством, Джейкоб спросил:
– А что это?
– Электрочайник. Ты раньше видел электричество?
– Да, в пабе «Железнодорожник» на станции.
– Когда я переехала сюда, то даже не знала, что оно существует. В монастыре были только керосиновые лампы, а еду готовили в обычной печи.
– В монастыре?
Поставив молоко и сахарницу на стол, Руби села напротив Джейкоба и скрестила тонкие руки на груди:
– Да, я выросла в монастыре.
– А мистер Хамбл сказал, что ты племянница или какая-то еще родственница миссис Дангерфилд.
– Да нет же! – Руби рассмеялась, и ее рот растянулся буквально до ушей. – Я сирота. В монастыре был – и сейчас есть – сиротский приют. Просто Эмили нужна была подруга, и она выбрала меня. – Девочка гордо вскинула голову, словно предлагая полюбоваться собой.
– И как это – быть сиротой?
Джейкобу всегда не хватало отца, но у него по крайней мере была мать – даже если той было практически наплевать на него.
Руби беззаботно пожала плечами:
– Не знаю, я не думала об этом. Все равно ничего не изменишь.
Джейкоб не сводил с нее удивленного взгляда. То, что она сирота и на самом деле чужая в этом роскошном доме, в какой-то степени ставило его на одну доску с ней. Но в то же время Руби казалась ему еще более необычной: она так быстро приспособилась к новой обстановке, переняла образ жизни богатых… Хотя разговаривала она по-простому, совсем не так, как миссис Дангерфилд.
Закипел чайник. Руби встала, выключила его и сделала чай.
– Тебе класть сахар? – спросила она.
– Да, две ложки. А как умерли твои мама и папа?
– Я даже не знаю, живы они или нет. Сестра Сесилия сказала, что, когда меня принесли в монастырь, мне был всего лишь день от роду. Вместе со мной передали записку, что меня зовут Руби О'Хэган, и это все.
– О'Хэган – это ирландская фамилия. А имя Руби мне нравится, – сказал Джейкоб и покраснел.
– А мне нравится твое имя. Отрезать тебе пирога?
Джейкоб кивнул:
– Но только мне скоро надо будет уходить. Я встречаюсь кое с кем в пабе.
Он решил не говорить, что этот «кое-кто» – его будущий тесть.
– Вот как? – надула губки Руби. – А я думала, что ты пришел надолго! Но ничего, ты можешь прийти на следующей неделе. Да вообще приходи когда хочешь, но только когда Эмили нет дома. Если ее машины нет перед домом, значит, и ее нет.
– Хорошо.
После того как они доели пирог, Джейкоб ушел – через заднюю дверь. Проходя мимо парадной, он услышал звуки музыки, повернулся и увидел Руби, наклонившуюся к граммофону. Внезапно она повернулась и начала танцевать.
Джейкоб застыл на месте и простоял так очень долго, лишь огромным усилием воли заставив себя уйти.
С тех пор жизнь Руби перестала быть скучной. Два, три, иногда четыре раза в неделю – каждый раз, когда Эмили куда-нибудь уезжала, – она садилась на поезд до вокзала Эксчендж и отправлялась исследовать центр или окраины Ливерпуля. Она открыла для себя набережную Пир Хэд, с которой ходили через Мерси паромы до Биркенхэда, Сикомба и, что самое интересное, до Нью-Брайтона. Если у девочки хватало денег, она покупала на ярмарке рыбу с картошкой-фри и мороженое и наедалась буквально до отвала.
– Я надеюсь, ты не заболела? – встревоженно говорила Эмили, когда Руби отказывалась от чая.
– Попью попозже.
Обычно она так и делала – аппетит у нее был просто превосходный, хотя вес она все равно не набирала. Эмили обратила внимание, что девочка значительно выросла за прошедшие месяцы.
Руби ездила на трамвае во все концы города: в Бутл, Уолтон-Вейл, Эгберс, Вултон, Пенни-Лейн. Выйдя на полпути или на конечной остановке, она бродила по улицам, с завистью наблюдая за людьми, которые жили так близко друг от друга. Несколько раз она проходила из конца в конец Док-роуд, вероятно, самую шумную и людную улицу в Ливерпуле, с ее незнакомыми запахами, сигналящими машинами и трубами огромных кораблей, возвышающимися над причалами. Тротуары были запружены людьми, разговаривающими на неизвестных Руби языках. Когда она проталкивалась сквозь толпу, ее сердце радостно замирало от необычности увиденного и услышанного.
Ее любимым районом города оставался Дингл – вероятно, потому, что девочка побывала там раньше остальных мест. Некоторые кондукторы в трамваях уже знали ее в лицо и приветствовали как старую знакомую.
Деньги на эти поездки Руби находила в многочисленных сумочках Эмили – там всегда можно было раздобыть несколько монет, не опасаясь, что хозяйка дома заметит пропажу. Это не было воровством: Руби знала, что стоит ей попросить – и Эмили даст ей денег на покупку сладостей или цветных карандашей, однако вряд ли стоило говорить, что деньги нужны ей на странствия по Ливерпулю. Так что взять деньги самой было более предпочтительным вариантом, чем лгать.
Иногда Эмили приезжала домой раньше Руби, в таких случаях девочка говорила, что ходила на прогулку.