Леди Габриэлла Керри всматривалась в лицо Марты. Ее голубые глаза выцвели от старости, и взгляд блуждал, словно она почти ничего не видела. На ее лице не было ни морщинки. Бледная, восковая кожа была так туго натянута на скулах, что казалась прозрачной.
— Вы очень храбрая женщина, дорогая моя, — прошептала ее светлость, — раз отважились отправиться пешком в Лондон только для того, чтобы доказать свою правоту.
— Храбрая? — Марта тоже говорила шепотом. — Нет, отнюдь. Говоря по правде, я очень глупа и, скорее всего, просто выставляю себя на посмешище. Меня можно назвать какой угодно, только не храброй. Кроме того, мне почти не приходится идти пешком. По большей части меня везут на автомобиле.
— Нет-нет, вы очень храбрая, дорогая моя. Я восхищаюсь вами. — Миледи лежала на софе, укрытая покрывалом из темно-зеленого бархата с густой золотой бахромой. Материал был старым и изношенным, а бахрома осыпалась и потускнела. Комната выглядела вполне под стать своей хозяйке, с ветхой мебелью, прохудившимися портьерами на окнах и зеркалами, отчаянно нуждавшимися в амальгамировании [44] . В канделябрах, покрытых паутиной, недоставало украшений, а узор на ковре практически не просматривался. Словом, окружающая обстановка выглядела еще более старой, чем сама миледи.
— Когда вы должны родить? — прошелестела она. — В газете написано, что вы ждете ребенка. В мое время ни одна женщина не могла даже помыслить о том, чтобы сообщить в газетах о своем положении. И как только беременность становилась заметной, мы оставались дома, запертые в четырех стенах.
— Где-то в конце июня, — ответила Марта.
— Прежде чем вы уйдете, Уолтер вручит вам подарок для ребенка. — Взгляд миледи устремился на дворецкого. — Принесите мне серебряную крестильную ложечку из бюро в кабинете его светлости, — распорядилась она. — И один из тех шотландских набивных пледов, которые мы с его светлостью привезли из Эдинбурга после нашей серебряной свадьбы. Он явно пригодится миссис Росси в автомобиле. — Миледи протянула Марте руку, но ее пожатие было слабым и безжизненным. — Уолтер прочитал мне вашу историю. Вы задали перца этим ужасным полицейским!
Марта взглянула на Клайва. Тот ответил:
— Миссис Росси высказала им все, что она о них думает. — Ему явно не терпелось поскорее удрать отсюда, однако Марта не имела ни малейшего желания уходить, пока старая леди не скажет ей все, что хотела.
Но ее светлость заснула. Нежная голубая кожа век оказалась ярче цвета ее глаз. Дыхание миледи было легким, как взмах крыльев бабочки.
— Следует ли мне разбудить ее, чтобы поблагодарить? — спросила Марта Уолтера, который как раз вернулся в комнату.
— Будет лучше, если вы не станете тревожить ее, миссис Росси, — посоветовал дворецкий. — Миледи спит очень мало, так что каждая минута отдыха поистине бесценна.
— Надеюсь, она не сочтет меня невоспитанной, если я уйду.
— К тому времени как ее светлость проснется, она может вообще забыть, что вы здесь были. Не исключено, что чуть позже сегодня или к концу недели она вспомнит об этом, но ее светлость совершенно определенно не заметит, что вы забыли… попрощаться.
Они вышли из особняка через холл. По обе стороны от гигантской входной двери высились полуголые мраморные женщины.
— Ее светлость хотела поговорить со мной о чем-то конкретном? — обратилась Марта с вопросом к Уолтеру. Голос ее жутковатым эхом прокатился под высокими сводами помещения.
— О Женской Прогрессивной партии, — ответил Уолтер.
Клайв с любопытством взглянул на старика.
— Никогда о ней не слышал, — признался он.
— Эту партию создали ее светлость с друзьями и поддерживали на протяжении сорока лет, — с гордостью заявил Уолтер. — Одно время партия насчитывала сотни членов, но потом здоровье миледи пошатнулось, к тому же в это время о себе уже заявили суфражистки… Однако именно леди Керри первой выдвинула требование предоставить женщинам право голоса, причем задолго до суфражисток.
— Очень интересно.
Клайв под руку вывел Марту через переднюю дверь и направился к автомобилю, а Уолтер вручил ей набивной шотландский плед и маленькую коробочку, обтянутую бархатом.
Марта поблагодарила его, поцеловала на прощание, и они уехали.
Как только они оказались за воротами, она потребовала, чтобы Клайв остановил машину.
— Вы забыли что-нибудь? — удивленно поинтересовался он.
— Нет, я хочу положить этот плед в шкаф позади.
— Какой шкаф позади, о чем вы говорите? — Клайв недоумевал все сильнее.
— В задней части автомобиля, глупый вы мальчишка, там, где лежат чемоданы. — Марта даже покачала головой, поражаясь его тупости.
— Вы имеете в виду багажник?
— Может быть, и так.
— Да, пожалуй, именно так, — процедил Клайв. — Но почему я обязательно должен остановиться, Марта?
— Чтобы я могла положить туда плед. Он весь изъеден молью. Вот, посмотрите, тут кругом личинки. Нам ведь не нужна моль в машине, верно?
— Просто возьмите и выбросьте его в окно.
— Чтобы Уолтер подобрал его? Это было бы крайне грубо с моей стороны, Клайв, — рассудительно возразила она.
Он затормозил и стал ждать, пока Марта уложит плед в багажник.
— Что будем делать, если здесь заведется моль? — поинтересовался он у Марты, когда она вернулась в салон.
— Купим в Уорике нафталиновые шарики.
— Ух! — Клайв вытер лоб. — Рад слышать. Ваши слова доставили мне несказанное облегчение.
Алекс поджидал их там, где и обещал, в фойе гостиницы «Лебедь», расположенной в самом центре Уорика, очередном старинном городке с массой великолепных зданий.
Не успели Клайв с Мартой войти в гостиницу, как сияющий Алекс увлек их назад на улицу.
— Вы не представляете, — возбужденно заговорил он, — но «Таймс», «Мэйл», «Лондон ивнинг стандард» и несколько местных изданий заинтересовались нашим репортажем «Дорога Марты». — И он пылко расцеловал Марту в обе щеки. — В зале собраний «Сильверсмит», он сразу за углом, вас ждут репортеры, чтобы задать несколько вопросов, и с ними еще несколько человек.
Когда Марта перешагнула порог, в зале раздались приветственные крики и аплодисменты. Впервые в жизни она покраснела, оказавшись в окружении людей, которым, казалось, только и надо было, что коснуться ее или послать ей воздушный поцелуй, как поступали те, кто не мог пробраться к ней вплотную. Ее подхватили и понесли к небольшой сцене в дальнем конце зала; собравшиеся вдруг умолкли, ожидая, когда она заговорит.
Марта откашлялась.