– А одна моя знакомая из Эльройн-Макта ужасно испугалась слова «Овётганна», – вспомнил я. – Она запретила мне произносить его вслух.
– Она была права – по-своему, – признал Вурундшундба. – Все слова Истинной речи обладают страшной силой, и людям опасно с ними шутить. Но тебе-то терять нечего: можно сказать, что все самое худшее с тобой уже случилось!
– Тоже верно, – усмехнулся я. И с искренним наслаждением произнес: «Овётганна», – распробовал на вкус это слово, раскусил его, как спелую виноградину, а потом повторил – еще раз и еще.
Весь день я добросовестно бормотал себе под нос удивительное слово «Овётганна», умолкая лишь изредка, когда мой проводник развивал совсем уж немилосердную скорость.
А незадолго до наступления сумерек мы неожиданно вынырнули из леса. Некоторое время продирались сквозь заросли высокой травы, доходившей мне чуть ли не до пояса, и наконец вышли на пустынный берег изумрудно-зеленого моря.
Я тут же устремился к воде: ее трепещущая поверхность, сверкающая в тусклых лучах самого маленького из солнышек, притягивала меня, как магнитом. Я зачерпнул воду в пригоршню и умылся. Она оказалась теплой и совершенно пресной. Я изумленно покачал головой и оглянулся на своего спутника.
– Ага, а море-то тебе понравилось, – добродушно отметил он. – Будем надеяться, ты ему тоже приглянулся: лучше дружить с морем, если собираешься ступить на палубу корабля… Мы почти пришли: лагерь пиратов находится в часе ходьбы отсюда. Пожалуй, я оставлю тебя здесь: у меня немало других дел со страмослябами, и я не хочу, чтобы ты крутился у меня под ногами. Да и тебе будет полезно отдохнуть от моего общества перед дальней дорогой. Поешь, можешь искупаться, если хочешь, а самое главное – постарайся хорошенько выспаться. А под утро я приду за тобой.
– Искупаться и поспать – дело хорошее. А вот что, интересно, я буду есть? – усмехнулся я. – Здесь ничего съедобного, кажется, не растет, а если я начну рыбачить… Ох! Можно попробовать, конечно, но…
– Ладно уж, не ной, – проворчал Вурундшундба. Он присел на корточки и хлопнул ладонью по земле. Перед ним тут же появился огромный котел, от которого поднимался ароматный пар.
– Вот это да! – восхитился я.
– Смотри только не лопни на радостях! – ехидно посоветовал мой благодетель.
«Кто бы говорил!» – ядовито подумал я, но вслух предпочел вежливо сказать: «Спасибо» – и больше никаких комментариев.
– Постарайся уснуть пораньше: я приду за тобой еще затемно, а день будет нелегкий… Впрочем, легких дней в твоей жизни пока вообще не предвидится, это я тебе обещаю! – напутствовал меня Вурундшундба.
Он пошел прочь, а я с интересом смотрел ему вслед. Берег был не песчаным, гладкая темная почва казалась мне твердой и упругой, как пластик. Мои подошвы вообще на ней не отпечатывались. Но этот дядя умудрялся оставлять такие глубокие следы, что мне стало не по себе: его ноги погружались в почву сантиметров на десять, честное слово! Создавалось впечатление, что бедняга-земля едва носит это матерое человечище…
– А вот ложку сей гнусный тип мне не оставил! – растерянно сказал я сам себе, после того как его массивный силуэт слился с синевой сумерек. Я ни на секунду не сомневался, что он сделал это нарочно.
Я заглянул в котел и с некоторым облегчением понял, что там был не суп, а твердая пища: большие куски непонятно чего, судя по запаху, скорее всего – мяса. На худой конец, это можно было есть и руками. Но у меня случился тяжелый приступ чистоплюйства: чуть ли не полчаса я рыскал в темноте, стараясь найти на берегу какую-нибудь замену отсутствующим столовым приборам, но так ничего и не нашел. На берегу было удивительно пусто: ни ракушек, ни веток, ни камней, и вообще никаких развлечений!
Дело кончилось тем, что я пригорюнился, достал из-за пояса разбойничий нож, подарок Мэсэна, присел возле котла и аккуратно подцепил на кончик ножа один из кусков. Как и в прошлый раз, мне не удалось идентифицировать пищу Вурундшундбы: вкусно-то вкусно, а вот что это было?.. Оно и неудивительно: у меня имелся более чем скудный опыт проникновения в тайны местной кухни. Какая-то ясность в этой области существовала только пока я жил у Мэсэна, где все стадии приготовления обеда, начиная с охоты, вершились у меня на глазах.
Есть с ножа мне быстро надоело – или я просто успел отвыкнуть от необходимости самостоятельно пережевывать пищу? В каком-то смысле общение с Вурундшундбой, который в буквальном смысле слова «ел за двоих», было весьма удобным – по крайней мере, для смертельно усталого человека.
Но упустить возможность искупаться я не мог, даже рискуя заснуть прямо в воде. Вот уж чего мне здорово не хватало все время, с тех пор как я трагически лишился элементарных бытовых удобств по воле стремительно спивающегося, но, к моему величайшему сожалению, все еще могущественного чародея Таонкрахта. Поэтому я разделся и полез в море.
Темная вода была гораздо теплее воздуха, и это оказалось лучшей новостью всех времен и народов. Что мне не понравилось – так это прикосновение дна к моим босым ногам. Оно было скользким, как чешуя змеи, и холодным: можно было подумать, что по самому дну струится какое-то холодное течение.
– Овётганна, – проникновенно сказал я воде. И с азартом ученого попугая повторил: – Овётганна, Овётганна, Овётганна.
Я был совершенно уверен, что море внимательно прислушивалось к моему бормотанию. Я замер от беспричинного, панического страха, но как-то ухитрился сделать вид, что этот страх не имеет ко мне никакого отношения, упрямо сделал еще несколько шагов по скользкому дну, а потом поплыл вперед, поражаясь тому, что до сих пор не утратил этот полезный навык. Я-то уже и сам не помнил, когда в последний раз плавал…
Через несколько минут я внезапно успокоился, остановился, перевернулся на спину и долго лежал, с рассеянной улыбкой разглядывая непроницаемо темное небо. Впрочем, понять, где заканчивается небо и начинается море, было совершенно невозможно: со всех сторон меня окружала густая чернота. Меньше всего меня сейчас тревожило, как я буду возвращаться на берег: во-первых, я был совершенно уверен, что не пропаду, а во-вторых… плевать я на все это хотел с высокой башни! Кажется, я даже умудрился задремать, покачиваясь на поверхности воды, как унесенный ветром легкий сухой листок.
Впрочем, в какой-то момент я почувствовал, что начинаю замерзать, и неохотно поплыл назад, ни на секунду не задумываясь о направлении. И правильно: через несколько минут я уже был на берегу и отчаянно мотал головой, пытаясь хоть немного просушить волосы. Потом я мужественно ежился на прохладном ночном ветру, не позволяя себе одеться: меня не прельщала перспектива спать в мокрой одежде под мокрым одеялом или вовсе без оного. К тому же идея превратить волшебный подарок Урга в пошлое полотенце показалась мне почти кощунственной.
Но потом, когда я все-таки высох и забрался под одеяло, я почувствовал себя просто замечательно. Странно устроены люди: совсем недавно я был абсолютно уверен, что моя жизнь может считаться законченной, поскольку ничего хорошего мне уже не светит, а сегодня обнаружилось, что я могу быть почти счастливым и совершенно безмятежным – это я-то, бездомный бродяга, устроившийся на ночлег на пустынном морском берегу, беспомощный шарик «перекати-поля», случайно унесенный в чужой Мир капризным ветром…