Ланселот тоже остановился и раскрыл свой Экскалибур. Кукушкин все никак не мог уложить в голове, как это они пользуются вдвоем одним и тем же оружием. Но сейчас все его внимание привлекла собака, чей силуэт вырисовывался в темноте. Санчо подумал, что увидит горящие глаза.
Не увидел. Рыкнув еще, собака тут же ретировалась.
Издалека донеслось тявканье. Затем вой.
– «Тут поднялся галдеж и лай, и только старый попугай громко крикнул из ветвей…» – тихо пропел себе под нос Ланселот. Кукушкин не слышал такой песни. А рыцарь оборвал свой вокал на полуслове и приказал: – Сейчас разделимся.
– Чего? – Кукушкин едва не выронил Экскалибур.
Вернее, чуть было бессознательно не отпустил его в то неведомое измерение, откуда меч всегда появлялся.
– Разделимся. Я направо, ты налево. Хотя нет, лучше ты стой, а я буду их выгонять на тебя.
Оруженосец живо нарисовал в воображении стаю огромных псов со светящимися мордами, как у собаки Баскервилей, – и все они летели к нему. Летели по воздуху, потому что одним прыжком могли преодолеть несколько десятков метров.
– Да не трусь ты, – сказал Ланселот. – Они меча твоего боятся как огня. Инстинктивно. Знают, чем дело кончится. Потому их и надо загонять, а то разбегутся.
Но загонять не пришлось. Ланселот успел сделать всего несколько шагов от застывшего с мечом Кукушкина, когда впереди загорелся фонарь. Он горел неживым синеватым огнем, как тот, что Санчо видел в ночь, когда встретился с Ланселотом.
Сам Ланселот, отлично знавший, что бывает дальше, мгновенно принял стойку и приготовился атаковать.
Но фонарь высветил не три фигуры, как тогда, а всего одну. И то – не фигуру, а фигурку.
– Эй, рыцари! – крикнула фигурка. По крайней мере, Санчо уверен, что именно она.
Голосок, кстати, был женский. А если совсем честно, даже не женский, а девчоночий.
– Что надо? – невежливо отозвался Ланселот.
– Лучше валите отсюда, – не более церемонно ответила фигурка.
Ланселот выдержал паузу. Санчо понял, что тот выискивает, не скрывается ли в темноте кто-то еще.
Вокруг, действительно, слышалось многоголосое рычание. Кажется, все собаки парка собрались, чтобы дать решительный отпор агрессорам. А возглавляла эту стаю здешняя Маугли.
Кукушкин заметил в темноте точки собачьих глаз. Как будто к назревающей драке слетелись какие-то осенние светлячки – и прилетали они парами.
Что-то явно шло не по плану.
Рыцарь тем временем немного опустил меч.
– Чем обязаны? – спросил, обращаясь к фигуре.
– Не ваше тут место!
– Вот как? – Ланселот опустил меч еще ниже.
Кукушкин посчитал это хорошим знаком: напряжение рыцаря в его глазах равнялось уровню опасности.
– Благородные доны уже не могут посетить городской парк? – сказал Ланселот.
Санчо видел только его затылок, но был уверен, что на лице наставника сейчас обычная ухмылка.
– Вы же не пиво пить сюда пришли, – в тон рыцарю ответила фигурка.
И вдруг Санчо ее узнал. Он ни разу не слышал этого голоса, потому что раньше не разговаривал с его обладательницей. А может, и разговаривал, но не запомнил, как звучит голос. Да и что это мог быть за разговор – так, скорее всего несколько фраз на перемене. Может быть, Санчо задумался и налетел на нее в коридоре, а она взяла и огрызнулась.
Нет, Кукушкин узнал ее, когда девчонка, пикируясь с Ланселотом, сделала еще шаг вперед и свет фонаря наконец-то высветил ее лицо. Но даже и здесь Санчо вряд ли сразу точно мог бы сказать, кто это, пока в широком конусе света не блеснул пирсинг.
– Конечно, не пиво, – согласился Ланселот, – мы же благородные доны, как я уже сказал. Наше почтение даме!..
Рыцарь слегка поклонился.
– Оставьте себе свое почтение! – парировала дама.
Кукушкин увидел, что в свете фонаря у нее блестит не только пирсинг – в руке девушка сжимала, кажется, рапиру. И вовсе не спортивную.
– Я знаю, кто это, – шепнул Санчо Ланселоту.
– Откуда? – тихо спросил рыцарь, не поворачивая головы и не сводя взгляда с дерзкой воительницы.
– Она в нашей школе учится. Это Вика Петрова из 11 «А».
– Ни о чем не говорит, – сказал Ланселот оруженосцу, а затем снова повысил голос, обращаясь к Петровой: – Может быть, мы хотя бы представимся друг другу, леди?
– Я вас и так знаю, – ответствовала леди. – Ты – Ланселот. А это – твой ученик.
– Вы проницательны, – поддержал беседу рыцарь. – Но зато мы не знаем вас.
– Я – Моргана, – ответила девушка.
– Вот тебе и Вика Петрова. Из одиннадцатого «А», – процедил Ланселот так, чтобы слышал только Санчо. А во всеуслышание заявил: – Рады знакомству!
– А я нет! – сказала та, что назвала себя Морганой. – Проваливайте отсюда! Я никого вам тут не дам убить.
– Мы и не собирались… – начал было Ланселот, но Моргана (или Вика?) его оборвала:
– Как же! А зачем приперлись?
– Мы не собирались убивать никого живого, – на последнее слово рыцарь надавил особенно.
– Живое тоже умирает от вашего идиотского меча.
– Продвинутая девушка, – опять сказал Ланселот так, чтобы слышал только Санчо.
– Убирайтесь отсюда! Лучше по-хорошему! – повысила голос Вика-Моргана.
– А если нет? – все тем же ироническим тоном спросил ее Ланселот.
– Будете иметь дело со мной! – Вика подняла свое оружие.
В свете фонаря по лезвию пробежал блик – как будто Моргана держала в руках лазерный меч из каких-нибудь «Звездных войн».
– Мы не воюем с женщинами, – вполне серьезно заявил рыцарь.
– Лучше и не начинайте. Хотя я не женщина.
– А кто же ты? Мальчик?
– Я рыцарь-ведьма.
Ланселот даже присвистнул.
Кукушкину меньше всего хотелось, чтобы его наставник сцепился с Викой. Но и уходить отсюда было бы постыдным бегством. Как будто они испугались девчонки. Хотя Санчо на самом деле боялся. Но не Вики с ее угрозами, – Кукушкин в них не очень-то верил, – а этих светящихся в темноте собачьих глаз.
К тому же Санчо не понравилось слово «ведьма». Не потому, что оно не подходило к Петровой. Как раз очень даже подходило, ко всему ее облику. Он вспомнил, когда последний раз видел Петрову. По дороге в школу, перед тем, как Кимыч устроил ему внеочередные каникулы. В тот день, когда Санчо познакомился с Мордредом.
Ни фига себе, подумал Кукушкин, они же могут быть заодно. Эта Моргана и Мордред. У них даже имена похожие. Санчо даже помнил, что в древней легенде об Артуре эти двое тоже имели друг к другу какое-то отношение.