Теодору было десять лет, когда однажды по возвращении из школы он увидел, что мать качает колыбель с новорожденным и смотрит в его лицо с тем выражением, с которым раньше смотрела только на старшего сына. Всю свою короткую жизнь Теодор прожил, зная, что является любимцем матери. Он вытеснил из ее сердца даже отца. Это позволяло мальчику чувствовать себя королем. И вдруг все изменилось. Он был низложен и уступил место беспомощному существу, преданностью которому дышало лицо матери.

Конечно, все было не совсем так. Мать не перестала любить старшего сына. Она продолжала выслушивать его секреты, интересовалась его делами и очень гордилась его успехами. Но Тео был вынужден сражаться за ее внимание, и это стало большим потрясением для мальчика, привыкшего быть центром вселенной. Внезапно он перестал быть первым, эта мысль причиняла боль.

Он помнил, чем закончился тот случай. Мать подняла глаза, увидела, что Тео наблюдает за ней, и улыбнулась.

— Подойди и взгляни на маленького Максимилиана Хантера. Разве он не прелесть? — А когда старший сын нерешительно приблизился, мать положила младенца ему на руки.

Он подумал, что сможет завоевать одобрение матери, если станет хорошим братом. Но внезапно его притворный интерес к малышу стал неподдельным. Макс родился с чарующей улыбкой, от которой таяло каждое сердце. Даже серьезный не по годам Теодор не мог ей сопротивляться. Он часто ограждал Максимилиана от опасностей, которые так и манили к себе младшего брата.

Тео любил Макса и пытался защищать его, хотя в конце концов потерпел неудачу. Но за братской заботой скрывалась едва ли осознанная досада на то, что любовь, к которой стремился он сам, неизменно доставалась его младшему брату. Тео думал, что те дни миновали. Однако все повторяется.

Возможно, сейчас Мария заметит его и скажет, как она соскучилась, как рада его возвращению. Что-нибудь в этом роде. То, что будет предназначено только для них двоих и позволит ему понять: их браку пора стать явью.

И тут Мария подняла глаза. На мгновение ему показалось, что она вот-вот бросится навстречу, но женщина сдержалась.

— Подойдите и взгляните на маленького Максимилиана Хантера. Разве он не прелесть?..

11

Сквозь дремоту Мария слышала плач Максика. Он не прекращался. Мать силилась проснуться, однако не могла стряхнуть с себя нежные путы сна. Она так устала… но ребенок нуждался в ней. Наконец она сумела открыть глаза и поняла, что плач прекратился. Уж не приснилось ли ей? Нет, интуиция подсказывала, что малыш действительно плакал и умолк совсем недавно.

Она посмотрела на дверь в спальню сына. Мария всегда оставляла ее приоткрытой. Теперь дверь была закрыта, и лишь снизу пробивалась полоска света.

Мария прислушалась. Из комнаты доносился звук шагов и негромкое бормотание. Голос принадлежал Теодору. Неужели сон продолжается? Она тихо открыла дверь.

Это действительно был муж. Он укладывал сына на пеленальный столик с ловкостью человека, который привык иметь дело с младенцами, и вполголоса приговаривал:

— Что, удивился, увидев меня, малыш? Ты думал, это будет твоя мама? Нет, это твой папа. Ты так утомил нашу мамочку, что нужно дать ей поспать…

Пораженная, Мария застыла на месте. За две недели, прошедшие после его возвращения, Теодор, казалось, не проявлял к ребенку ничего, кроме вежливого интереса. Однако сейчас говорил с ним так, словно они нашли общий язык. Максик напряженно следил за ним, глаза малыша были широко раскрыты от любопытства. Тео продолжал бормотать себе под нос, и Мария едва разбирала слова.

— Не бойся, я знаю, что делаю. Я уже пеленал малышей. Правда, это было давно. Когда мой брат был маленьким, мама учила меня ухаживать за ним…

Теодор обошел столик и взял чистую пеленку. Мария не видела его лица, но по голосу догадывалась, что он улыбается.

— Я не хотел заниматься этим. Мне было десять лет. Я говорил: «Мама, это девчачье дело!» Но она отвечала: «Каждый мужчина должен уметь обращаться с младенцами». И она была права.

Он начал ловко пеленать крошечное тельце.

— Все в порядке? — наконец серьезно спросил Теодор, как будто малыш мог ответить ему. — Когда я делал это в последний раз, пеленки были треугольными и их закалывали большими булавками. С булавками нужно было обращаться осторожно. Однажды я уколол твоего па… моего брата, и он дико завопил.

Макс издал звук, очень похожий на смешок. Обрадованная Мария не верила своим глазам: Теодор действительно улыбался. В полумраке Мария видела, как тепло он смотрит на ребенка. Он перепеленал малыша, но не торопился укладывать его в кровать — наоборот, сел и положил Максика к себе на колени. Мальчик лежал спокойно, выставив ручки и ножки, как пловец, и во все глаза смотрел на Теодора.

— Ну что, так лучше? Ничего, что это сделал я, а не твоя мама? Мужчинам настало время узнать друг друга, но когда вокруг толчется куча женщин, из этого ничего не выйдет.

Мария невольно хихикнула, Тео быстро поднял глаза, увидел ее и огорченно улыбнулся.

— Я думал, это случится сегодня ночью, — сказал он Максу. — Ладно, встретимся в другой раз.

Тео бережно положил его в кроватку.

— Хотите убедиться, что я все сделал правильно? — спросил он Марию.

— Нет. Я вижу, вы человек опытный.

Теодор оглянулся.

— А что случилось с той черепахой, которую подарила вам Аврора?

Лицо Марии стало непроницаемым.

— Думаю, в мое отсутствие она ушла…

Хантер бросил на нее понимающий взгляд. Оба рассмеялись, и у Марии закружилась голова от счастья. Тео выключил ночник.

— Спасибо, — сказала она. — Я немножко устала.

Он погладил женщину по щеке.

— А как теперь?

Внезапно у нее заколотилось сердце.

— Нет, — прошептала Мария. — То есть теперь да…

Она потянулась, в свою очередь, и погладила его по щеке. А Теодор обнял ее.

Его поцелуй был нежным, почти робким. С минуту они стояли обнявшись, чувствуя тепло друг друга.

— Ты пахнешь детским кремом, — пробормотала она.

— А ты — молоком…

Все получилось совсем по-другому. Вместо того чтобы силой взять ее, как когда-то угрожал Тео, он сдерживался изо всех сил, пока Мария сама не взяла его руку и не прижала ее к своей груди.

Через мгновение халатик упал на пол. Теодор ласкал ее слегка располневшее тело скорее вопросительно, чем требовательно. Плоть Марии отвечала радостным «да».

Его тело, освободившееся от шелковой пижамы, оказалось худым, сильным и манило прикоснуться к себе. Мария ощущала под его кожей стальные мускулы. Правда, сейчас, когда Теодор искусно пробуждал в ней страсть, его сила была совершенно лишней.