Ритуал должен был происходить не в квартире Яна, а в каком-то другом месте, в подвале дома, который Ян присмотрел заранее.

— Кто-нибудь из членов колдовского Ковена может случайно заметить выброс магической энергии, — объяснил он. — Нам не нужно, чтобы колдуны явились к нам домой и начали выяснять, чем это мы занимаемся. Между вампирами и колдунами издавна существует противостояние. В последние десятилетия напряжение несколько спало, но все-таки к вампирам, обладающим еще и магическими навыками, колдуны относятся более чем враждебно. А Князь не начнет войну только из-за того, что колдуны убьют парочку не самых значимых и не самых любимых его подданных.

— Нас могут убить?

— Поэтому я и хочу уехать за пределы города.

— А там они нас не найдут?

— В любом случае мы успеем уйти. У нас будет больше времени.

Ночи теперь стали слишком коротки, и это, конечно, было большим недостатком лета по сравнению с зимой. Все предстояло делать быстро. Как только стемнело, Ян подогнал к подъезду машину. Вещи уже были собраны: книги Яна, старинный сундучок с необходимыми для обряда предметами, маленький рюкзачок с его одеждой, и — две огромные спортивные сумки с одеждой Ани. Едва выехав за город, Ян втопил педаль газа… Правда, вскоре он остановился, увидев голосующих на обочине девушек, и согласился их подбросить. Девушки были грязноваты и вульгарны, вели себя развязно, и Аня заподозрила, что они — гадость какая! — проститутки. Но Ян шепнул ей: «Добыча», — и она смирилась. Видимо, в тех местах, куда они едут, ничего лучшего не найти.

Свернув с дороги, они остановились, чтобы напитаться. Потом Ян просто-напросто выпихнул из машины обалдевших от гипноза и ослабевших от потери крови девиц и уехал.

— С ними ничего не случится? — спросила Аня.

— Надеюсь, что ничего. Но если и случится, виноваты будем не мы.

— А кто?

— Тот, кто на них нападет. И если тебя утешит — я каждой в карман сунул по сто долларов. Они столько на своей свиноферме не зарабатывают…

После указателя со смешной надписью «Жабино» Ян свернул на проселочную дорогу и подъехал к ветхому, покосившемуся, явно еще довоенному, если не дореволюционному, дому, одиноко стоящему на пригорке, на опушке леса. Кто построил тут это жилище, кто тут обитал — непонятно.

— Мы будем здесь жить?

— Несколько ночей. Мне придется подготовиться к обряду.

— Он очень старый? Этот дом?

— Старый. Я его выкупил двадцать лет назад. Бродяги и зверье здесь не водятся — боятся. Тут вообще никто не бывает — мои охранные чары работают. Так что заходи спокойно.

В доме пахло сыростью, плесенью и золой. Аня никогда прежде не бывала в деревенских домах, печку видела только по телевизору. А тут стояла огромная печь.

— Я должна буду ее топить? — весело спросила девушка.

— Нет. Огонь для нас опасен. Мы вспыхиваем, как будто у нас не плоть, а бумага. Ты не знала?

— Не знала…

— Мне еще многому надо тебя научить. Нет, Анин, ты не будешь топить печку. Мы же не мерзнем. И эти ночи пролетят быстро. А потом ты станешь сильной, и мы уедем. И будем счастливы.

Аня кивнула. Она не просто верила Яну. Она знала: все, что он обещает, непременно сбудется.

2

Тогда он впервые увидел Гретель после долгой разлуки, ему показалось — перед ним стоит мама.

Было темно. Рыжеволосая Катрина — так звали эту ведьму, эту неотразимо-соблазнительную упырицу, которой Гензель теперь безропотно подчинялся, — вела его сквозь мрак за руку, и все равно он оскальзывался на мху, спотыкался о кочки. Ночной лес шелестел и скрипел, стонал и попискивал: целый хорал таинственных и жутких звуков. Кто-то пыхтел, кто-то пробегал по тропинке, топоча маленькими ножками, вспыхивали во тьме чьи-то круглые желтые глаза.

— Ничего не бойся, — сказала ему Катрина. — Я здесь самая страшная. А ты под моей защитой.

Она привела Гензеля к крохотной, вросшей в землю избушке. Окон в ней не было, только дверь, из-за которой лилась полоска золотистого света.

Дверь открылась, и на пороге появилась мама.

… Мама вышла живой из огня, вернулась с того света, и все это время ждала его здесь, в маленьком лесном домике! Она стала моложе и тоньше, но глаза у нее были те же — прозрачные, как льдинки. Одета мама была странно: в длинную просторную рубаху из очень грубого, явно домотканого полотна. Ноги босые, волосы небрежно заплетены в косу… И все же это была она. Побежала навстречу Гензелю, хотела обнять, но остановилась, пристально вглядываясь ему в лицо.

— Гензель! Это ты? Ты?! Она говорила, что приведет тебя! Я не верила, — сказала обитательница лесной избушки маминым голосом. — Это точно ты? Ты стал такой… взрослый! Знатный господин!

Гензель молчал. От волнения — видеть это лицо! слышать этот голос! — у него перехватило дыхание. Она же по-своему истолковала его молчание:

— Ты что, не узнаешь меня? Мы разве больше не похожи? У нас здесь нет зеркала, и я не знаю даже, как выглядит мое лицо… Я — Гретель. Твоя сестра.

Мечта разлетелась пеплом по опушке.

Это была не мама.

Но в тот же миг Гензеля захлестнула волна нежности к этой девочке.

Гретель!

Его сестренка. Она была такой же неотъемлемой частью его мира, как мама. Конечно, не такой важной. Она всегда была немного в сторонке: существовали мама и Гензель — а еще у них была Гретель. Но ведь он с рождения и до шести лет ни дня не прожил без сестры. А потом… Потом он был уверен, что потерял их навсегда. Обеих. И маму, и Гретель. Ведь они пропали из его жизни в один день. По маме он тосковал сильнее… Однако маму не вернуть, а Гретель — она здесь, живая!

Гензель обнял сестру и прижался губами к ее волосам, пахнущим свежей лесной горечью. Катрина наблюдала за ними с улыбкой.

Уже на следующую ночь ведьма начала обучение. Днем она спала: в избушке был глубокий подпол, едва ли не обширнее, чем сам домик. Каким-то образом — с помощью магии? — Катрина умудрялась держать подпол сухим. Она спала там, завернувшись в одеяло из беличьих шкурок, рядом с огромным окованным сундуком, полным книг, самых восхитительных и невероятных магических книг, каких Гензель даже вообразить себе не мог! Там был ее личный Гримуар и несколько Гримуаров, доставшихся Катрине в наследство от других ведьм, там были книги, написанные не только на латыни и на немецком, но и на «дьявольской латыни» — особом языке, созданном колдунами для шифровки записей, книги на итальянском, французском и даже на арабском. Там было несколько хрупких пергаментных свитков с непонятными знаками и схемами… Гензель перебирал все эти сокровища жадно, дрожащими от возбуждения руками.

— Ты все их можешь прочесть? — спрашивал он у Катрины.

— Да. И ты тоже сможешь. Я научу. У тебя есть дар, ты обучишься быстро. Обычные люди вынуждены учить языки, начиная с букв. Ты же сможешь просто понимать языки сразу. Как я.