Прости,
Джек.
Я очень долго вглядывалась в эти строчки. Потом все-таки заставила себя спуститься вниз и выйти на залитую солнцем улицу. Я свернула за угол и направилась в сторону центра. Открытка так и была зажата в моей руке. Проходя по Гринвич-авеню, я поравнялась с мусорным баком. Не колеблясь ни секунды, я выбросила открытку. И даже не оглянулась, чтобы удостовериться в том, что не промахнулась. Я продолжала идти вперед.
Ланч с Натаниэлом Хантером прошел удачно. Настолько удачно, что он предложил мне работу: помощником литературного редактора журнала «Субботним вечером/Воскресным утром». Я не могла поверить своему счастью. И тотчас приняла предложение Мистер Хантер, казалось, был удивлен моим немедленным согласием.
Ты можешь подумать день-два, если хочешь, — сказал он, закуривая уже бог знает какую по счету сигарету «Кемэл». Хантер оказался заядлым курильщиком.
Я приняла решение. Когда приступать к работе?
В понедельник, если ты не против. Но, Сара, имей в виду, у тебя останется не так много времени на сочинительство, если ты согласишься на эту работу.
Я найду время.
Мне уже не раз доводилось это слышать от начинающих писателей. Опубликовав свой первый рассказ, они, вместо того чтобы полностью посвятить себя писательству, соглашались работать в рекламе или службе информации. А в результате к концу рабочего дня так уставали, что ни о каком творчестве уже не могло быть и речи. Как тебе хорошо известно, работа с девяти до пяти здорово выматывает.
Мне нужно оплачивать аренду.
Ты молода, не замужем, у тебя нет никаких обязательств. Сейчас самое время замахнуться на роман…
Если вы так уверены в том, что мне стоит писать, тогда почему предлагаете мне эту работу?
Потому что: а) ты производишь впечатление умницы — а мне нужна умная помощница; и 6) сам когда-то отказавшись от литературной карьеры ради того, чтобы стать рабом заработной платы и редактировать чужие рукописи, я считаю своим долгом подвергнуть любого начинающего автора соблазну фаустовской сделки, от которой ему, конечно, следовало бы отказаться…
Я рассмеялась.
Да уж, вы действительно прямолинейны, мистер Хантер.
Не давать никаких обещаний, не врать — вот мое кредо. Но ради твоего же блага, Сара: не соглашайся на эту работу.
Но я не послушалась его совета. Потому что до конца не верила в свой талант и не видела себя в роли настоящего писателя. Потому что очень боялась неудач. Потому что мое происхождение, воспитание, жизненный опыт подсказывали, что нужно держаться за надежный заработок. И еще потому, что мне был симпатичен Натаниэл Хантер.
Как и Эрику, ему было за тридцать: высокий жилистый парень с густой седеющей шевелюрой, в роговых очках и с вечно сердитым взглядом, в котором все-таки таилась смешинка. Он был довольно красив в традиционном понимании — и бесконечно обаятелен. Он рассказал мне, что вот уже двенадцать лет женат на женщине по имени Роза, которая преподает на полставки на факультете истории искусств колледжа Барнарда. У них двое сыновей-подростков, и живут они на углу Риверсайд-драйв и 108-й улицы. Из того, что он рассказывал, было совершенно ясно, что он предан жене и детям (хотя, обсуждая семью, позволял себе довольно циничные комментарии… но, как я потом догадалась, это было способом выражения особой нежности). Мне почему-то сразу стало уютно в его обществе — наверное, оттого, что не было никакого намека на флирт и двусмысленных предложений, которые омрачали мою работу с Леландом Макгиром. Мне понравилось и то, что на этой первой встрече он не задал мне ни одного вопроса о личной жизни. Ему были интересны мои взгляды на творчество, мнения о писателях, о работе в журналах, о Гарри Трумэне, за кого я болею в бейсболе — за «Доджерс» или за «Янки» (конечно, за «Бронкс бомберс»). Он даже не спросил, не является ли «Увольнение на берег» в какой-то степени автобиографи ческой историей. Просто сказал, что это очень хороший рассказ — и, кстати, он искренне удивился, когда узнал, что это была моя первая проба пера.
Десять лет назад я был в точности там, где ты сейчас, — сказал он. — Мой первый рассказ приняли для публикации в «Нью-Йоркере», и уже было написано полромана, который, я не сомневался, должен был сделать меня Джоном П. Маркандом моего поколения.
И кто же в итоге опубликовал этот роман? — спросила я.
Никто, потому что я так и не закончил его. А почему не закончил? Да потому, что начал заниматься глупыми и отнимающими время делами: заводить детей, работать редактором в «Харпер энд Бразерс», чтобы обеспечивать этих детей, потом перевелся на более высокооплачиваемую работу в «Субботу/Воскресенье», чтобы бы иметь возможность оплачивать частные школы, новые апартаменты, летний отдых на юге и все прочие составляющие семейной жизни. Так что взгляни на этот выдающийся образец растраченного таланта… и откажись от моего предложения. Не Соглашайся На Эту Работу.
Эрик был заодно с приятелем.
Нэт абсолютно прав, — сказал он, когда я позвонила ему на работу рассказать о предложении Хантера. — Ты не будешь связана никакими обязательствами. У тебя хороший шанс самостоятельно распорядиться своей жизнью, избежать всех этих буржуазных ловушек…
Буржуазных ловушек? — усмехнулась я. — Можно вывести мальчишку из партии, но нельзя вывести партию из…
Он резко оборвал меня:
Это не смешно. Тем более что никогда не знаешь, кто еще тебя слушает.
Мне стало не по себе.
Эрик, прости. Я сморозила глупость.
Поговорим потом, — сказал он.
Мы встретились тем же вечером в пивном баре «Максорлиз».
Эрик сидел в дальнем углу, и перед ним стояла кружка темного эля. Я вручила ему большой квадратный сверток.
Что это? — спросил он.
Меа culpa [22] за неосторожные высказывания по телефону.
Он надорвал коричневую упаковочную бумагу. Лицо его просияло, когда он увидел пластинку с записью «Missa Solemnis» [23] Бетховена в исполнении оркестра под управлением Тосканини.
Пожалуй, стоит почаще вдохновлять тебя на раскаяние, — сказал он. И, перегнувшись через столик, поцеловал меня в щеку: — Спасибо.
Я была крайне неосмотрительна.
А я, возможно, становлюсь параноиком. Но, — он понизил голос, — у некоторых моих бывших… мм… друзей, еще из той эры, в последнее время неприятности.
Какого рода? — прошептала я в ответ.
Вопросы от работодателей — особенно если работаешь в индустрии развлечений — о прошлых политических взглядах. И ходят слухи, что федералы начинают присматриваться к тем, кто однажды был членом той маленькой забавной партии, в которой я когда-то состоял.