Иногда мы сами не ведаем, что творим.
Он снова выбил из пачки сигарету. Хотел закурить, но передумал. Он выглядел растерянным и печальным — как будто не знал, что делать дальше.
Мне действительно пора, — сказала я.
Я поднялась из-за стола, но он удержал меня за руку:
Я точно знал, где ты живешь последние два года. Я читая всё, что ты писала в журнале. Я каждый день порывался позвонить тебе.
Но не позвонил.
Потому что не мог. До сегодняшнего дня. Когда я увидел тебя в парке, я сразу понял, что…
Я отдернула руку и перебила его:
Джек, это бессмысленно.
Пожалуйста, позволь мне снова увидеть тебя.
Я не встречаюсь с женатыми мужчинами. А ты женат, не забыл еще?
Я развернулась и быстро вышла из кафе, не оглянувшись посмотреть, идет ли он следом. Вечерний январский воздух обжег лицо, словно пощечина. Я хотела двинуться обратно к дому, но боялась, что он может снова позвонить. Поэтому я поспешила в сторону Бродвея, по дороге нырнув в лобби-бар отеля «Ансония». Я села за столик у двери. Выпила виски. Заказала еще.
Иногда мы сами не ведаем, что творим.
Как я, влюбившись в тебя.
Я оставила на столе мелочь. Встала и вышла из бара. На улице поймала такси. Попросила таксиста ехать в центр. Когда мы доехали до 34-й улицы, я попросила его вернуться назад. Водителя удивила столь резкая перемена маршрута.
Леди, вы вообще-то знаете, куда вам нужно? — спросил он.
Понятия не имею.
Таксист высадил меня у подъезда моего дома. К моему облегчению, Джек не слонялся под окнами. Но он все-таки заходил, потому; что два конверта ждали меня у порога квартиры. Я подняла их. Зашла к себе. Сняла пальто. Прошла на кухню и поставила на плиту чайник. Оба письма я швырнула в мусорное ведро. Заварила себе чаю. Вернулась в гостиную. Врубила Моцарта, К 421, в исполнении Будапештского струнного квартета. Устроившись на диване, я попыталась вслушаться в музыку. Но уже через пять минут встала, пошла на кухню и достала письма из мусорного ведра. Я села за кухонный стол. Положила перед собой конверты. Долго смотрела на них, призывая себя не вскрывать их. Звучала музыка Моцарта. Я все-таки взяла в руки первый конверт. На нем был указан адрес моей старой квартиры на Бедфорд-стрит. Буквы были слегка смазаны, как будто конверт побывал под дождем. Сам конверт был мятым, пожелтевшим, старым. Но был по-прежнему запечатан. Я надорвала бумагу. Внутри оказался сложенный листок фирменной бумаги «Старз энд Страйпс». Почерк Джека был аккуратным и разборчивым.
27 ноября, 1945 г.
Моя красавица Сара!
Вот и я — где-то у берегов Новой Шотландии. Мы в море вот уже два дня. Впереди еще неделя пути, прежде чем мы пришвартуемся в Гамбурге. Мой «личный кубрик», мягко говоря, тесноват (десять на шесть — короче, размером с тюремную камеру). Конечно, ни о какой приватности говорить не приходится, поскольку я делю каюту с пятью ребятами, двое из которых отчаянные храпуны. Пожалуй, только у военных достанет смекалки запихнуть шестерых солдат в чулан. Неудивительно, что мы победили в этой войне.
Когда пару дней назад мы подняли якорь в Бруклине, мне едва удалось побороть искушение сигануть за борт, доплыть до берега, впрыгнуть в вагон метро, чтобы оказаться на Манхэттене и постучать в дверь твоей квартиры на Бедфорд-стрит. Но это могло бы стоить мне года на гауптвахте, в то время как нынешний мой приговор грозит лишь девятью месяцами разлуки с тобой. И тебе все-таки лучше встречать меня на бруклинских верфях в сентябре… иначе я могу совершить какое-нибудь губительное безрассудство, вступлю, чего доброго, в орден христианских братьев.
Ну что я могу вам сказать, мисс Смайт? Только одно: все говорят о пресловутой любви с первого взгляда. Сам я никогда в это не верил… и считал, что все это сказки из плохого кино (чаще всего с Джейн Уаймен в главной роли).
А не верил, наверное, потому, что со мной такого никогда не было. Пока я не встретил тебя.
Тебе не кажется, что жизнь замечательна в своей абсурдности! В мою последнюю ночь в Нью-Йорке я попадаю на вечеринку, где не должен был оказаться, и… там же появляешься ты. Увидев тебя, я сразу подумал: я женюсь на ней.
И я женюсь на тебе… если ты меня дождешься.
Согласен, я слишком опережаю события. Согласен, наверное, меня слегка занесло. Но любовь на то и любовь, что делает тебя нетерпеливым и сумасшедшим.
Старший сержант зовет нас в кают-компанию, так что на этом мне придется закончить. Это письмо я отправлю сразу, как только мы прибудем в Гамбург. А пока я буду думать о тебе день и ночь.
С любовью,
Джек.
Едва дочитав письмо, я кинулась перечитывать его. Снова и снова. Как мне хотелось быть недоверчивой, скептичной, упрямой. Но вместо этого я испытывала лишь грусть. Оттого что та ночь подарила ощущение счастья, но оно ускользнуло.
Я взяла в руки другой конверт. Такой же съежившийся от высохших капель воды, такой же затертый. Словно напоминание о том, что бумага — как и люди — заметно старится за четыре года.
3 января, 1946 г.
Дорогая Сара!
Сегодня я провел кое-какие математические подсчеты и обнаружил, что прошло тридцать семь дней с тех пор, как я простился с тобой в Бруклине. В тот день я сел на корабль с мыслью: я встретил любовь всей своей жизни. Весь долгий путь через Атлантику я только и делал, что выстраивал схемы, как законным путем вырваться из лап военной журналистики и вернуться к тебе на Манхэттен.
По приходе в Гамбург меня ожидало письмо. Письмо, которое стало для меня роковым.
Дальше он рассказывал историю своего знакомства с американской машинисткой по имени Дороти, объяснял, что это был мимолетный роман, окончившийся в начале ноября.
Но вот — по прибытии в Гамбург — он получил от нее известие о том, что она беременна. Он навестил ее в Лондоне. Дороти разрыдалась, увидев его — она боялась, что он ее бросил. Но он был не из тех, кто бросает.
Все поступки имеют свои последствия. Иногда нам везет, и удается увильнуть от последствий. Иногда приходится расплачиваться. Собственно, что я сейчас и делаю.
Это самое трудное письмо в моей жизни — потому что оно адресовано женщине, с которой я хотел бы прожить до конца своих дней. Да, я в этом абсолютно уверен. Откуда я знаю? Просто знаю, и всё.
Но я не могу ничего сделать, чтобы изменить ситуацию. Я должен исполнить свой долг. Должен жениться на Дороти.
Мне хочется биться головой об стену, ругать себя последними словами за то, что потерял тебя. Потому что твердо знаю: с этой минуты и до конца жизни твой образ будет следовать за мной по пятам.