— Ну, все, — растерянно объяснил я. — Про Маркуло, например. Как он приучил Пуреха к пьянству, как старый Хурумха по его милости не мог написать завещание, как он насылал на нас мои детские страхи и про остальные подвиги этого гения… И еще ты говорил, что уже собирался отправиться в башню, поскольку выяснил, что Урмаго где-то там…
— Грешные Магистры, Макс, все так просто! — зевнул он. — Я хорошенько расспросил всех обитателей этого дома, как и собирался с самого начала. Сравнил их рассказы, подумал, сделал соответствующие выводы… Между прочим, этот маленький старик по имени Тухта всегда знал, что Урмаго и Ули используют башню для ворожбы. И, кстати, видел, как они поднимались туда накануне его исчезновения. Было бы странно, если бы я не сделал соответствующие выводы… А что касается Маркуло, он, как я тебе уже сказал, очень глуп, и это не пустое оскорбление побежденного противника, а констатация факта. Этот человек никогда не умел по-настоящему прятать концы в воду. Просто его родственники не отличаются аналитическим умом, вот и все…
— Знаешь, я даже не это имел в виду, — вздохнул я. — Мне вот что интересно: как ты заставил их говорить правду?
— А, ну это оказалось еще проще, — отмахнулся Шурф. — Я выяснил, что достаточно строго смотреть в глаза своему собеседнику, чтобы у того пропала охота меня обманывать…
— Так просто? — изумился я. Потом представил себе, как должен выглядеть со стороны «строгий» Шурф Лонли-Локли, и тихо рассмеялся. — Да уж, вообще-то ребят можно понять!
— Кстати, прежде я не знал, что могу заставить людей говорить правду, не пуская в ход ни магические приемы, ни даже свой авторитет профессионального убийцы, — удовлетворенно отметил мой друг. — Так что, можно сказать, я действительно не без пользы провел время в этом доме. Да и ты тоже, насколько я понимаю, — снисходительно добавил он.
— Да уж, — вздохнул я.
Лонли-Локли не ответил. Кажется, он уже спал, и я с удовольствием последовал его примеру.
Когда я проснулся, комната была насквозь пронизана солнечными лучами, в которых плясали тысячи пылинок — хорошо, что Шурфа не было в комнате, он бы наверняка был шокирован их численностью! Я подумал, что он отправился на последний тур переговоров с Кутыками, и расплылся в счастливой улыбке, когда понял, что мне не обязательно включаться в этот процесс.
Вообще-то, каждый человек чудо как хорош, если правильно рассчитать дозировку. Самые невыносимые типы могут показаться почти ангелами, если видеть их один раз в три года и не дольше тридцати секунд кряду. Надо отдать должное Кутыкам: они оказались отнюдь не такими монстрами, как мне казалось поначалу, и все же я понял, что с меня хватит.
К моему величайшему восторгу, сэр Лонли-Локли придерживался такого же мнения. Он появился часа через два и как бы мимоходом заметил, что мы несколько загостились. Я был готов броситься ему на шею. Но в последний момент решил, что практичнее будет заняться багажом: наши вещи каким-то образом умудрились расползтись по всему дому.
Попрощаться с нами пришла только Ули. Урмаго все еще валялся в постели. Бабушка Фуа и дедушка Тухта несли вахту у его изголовья, отлучаясь только для того, чтобы помешать в котле какое-нибудь очередное лекарственное зелье. Терпкий запах травяных отваров медленно расползался по двору.
Отмороженные «кузены» молча сидели над свежей могилой Пуреха, которого похоронили прямо во дворе — в той самой яме, в которой он нашел свою смерть, рассудив, очевидно, что рыть еще одну такую же — дурная работа. Тугодум Арало с некоторым опозданием осознал свою причастность к гибели родственника и теперь страдал с таким ожесточенным упорством, словно печаль была тяжелой физической работой, требующей добросовестного напряжения всех мышц. А босоногий «поэт» Йохтумапп отнесся к происшествию более практично: решил, что из бесполезной могилы может выйти неплохая цветочная клумба, и теперь возился с рассадой.
Жена и сын Маркуло, очевидно, находились под «домашним арестом» — по крайней мере, их было не видно и не слышно. Что же касается Тыындука Рэрэ, он всецело посвятил себя починке ворот.
— Извините, что я одна вышла вас проводить, — сказала Ули. — У нас дома сейчас невесть что творится. Большая радость сразу после большого горя… И еще мы никак не можем решить, что делать с Маркуло. Не убивать же родича, в самом деле! А жить с ним под одной крышей… нет уж, хватит! И потом, им просто нечего сказать вам на прощание, потому что… — она смущенно умолкла, даже прикрыла рот узкой ладошкой.
— Можешь не краснеть, леди Ули, я и так понимаю, что твоим родичам не слишком легко заставить себя вдруг взять да и полюбить меня, — пожал плечами Шурф. — Ненависть — та же дурная привычка, от нее трудно быстро избавиться.
— Твоя правда, — кивнула она. — Вот Урмаго с радостью пришел бы проводить своих спасителей, но он пока не может.
— Еще чего, пусть лежит смирно, пьет лекарства и не рыпается! — потребовал я. — По вашим законам его жизнь теперь принадлежит мне. Так что пусть бережет ее как зеницу ока, а то я рассержусь!
— Ой, а ведь и правда! — с ужасом прошептала Ули. — А мне и в голову не приходило…
— И не надо, — усмехнулся я. — Это шутка, леди. Просто глупая шутка. Хотя… Знаешь, а ведь у вас в доме живет человек, которому этот закон стоил свободы. Твой отец был не слишком великодушен с Тыындуком. — Я кивнул в сторону увлеченного починкой ворот дворецкого, который демонстративно не обращал внимания на наш разговор. — Может быть, хоть Урмаго возьмет с меня пример и не станет слишком серьезно относиться к дурацким обычаям?
— Ты предлагаешь обмен? — оживилась Ули. — Ты оставишь свободным Урмаго, а за это мы должны отпустить Тыындука?
— Никаких обменов, — устало вздохнул я. — Это не ультиматум, леди. Просто я даю тебе повод подумать. Может быть, до тебя дойдет, что жизнь одного человека не может принадлежать другому — даже тому, кто ее спас! Во всяком случае, так не должно быть. А если не дойдет… что ж, в конце концов, это не моя проблема!
— Одно удовольствие слушать твои рассуждения о свободе, Макс, — флегматично сказал Шурф.
Я так и не понял: то ли он действительно выражал восхищение, то ли откровенно издевался.
— Тем не менее, — добавил мой друг, — мне хотелось бы сидеть в амобилере еще до заката, поэтому я позволил себе прервать твою речь. Будем считать, что ты сказал достаточно… Осталось решить самый последний вопрос.
Он галантно поклонился Ули и спросил:
— Надеюсь, вы не будете возражать, если я возьму с собой то, что полагаю своей частью наследства?
Ее темные глаза на миг снова стали враждебными и недоверчивыми, потом Ули взяла себя в руки и сухо подтвердила:
— Разумеется, сэр Шурф, это твое право. Возможно, тебе понадобится повозка, чтобы доставить имущество к тому месту, где вы оставили свой амобилер? Я распоряжусь, но это отнимет некоторое время…
Ули держалась с истинно королевским хладнокровием, и все же было совершенно очевидно, что вопрос моего друга оказался для нее серьезным ударом. Наверняка она уже привыкла думать о нас как о самых благородных людях во Вселенной, а тут — на тебе, все закончилось дележкой добра!