— Шурф, ты переживешь, если остаток пути нам придется проделать пешком? — спросил я.
Мы остановились на краю зловещего вида расщелины, через которую был переброшен изящный пешеходный мостик. О том, чтобы пересечь его на амобилере, и мечтать не приходилось: только пешком, горячо дыша в затылок друг другу — слишком уж узкий!
— Я уже давно приготовил себя к этой мысли, — вздохнул мой спутник. — Надо отдать тебе должное: ты ехал, пока это было возможно… и еще некоторое время после того, как это стало совершенно невозможно! Ты действительно очень хороший возница, Макс, а не просто безумный гонщик, как я полагал прежде…
— Стоп! — восхищенно сказал я. — И как я раньше не додумался?! Ты прячешь амобилер в кулак, мы переходим через мост, а потом…
— Наверное, у тебя не слишком хорошее зрение, — проворчал он. — За мостом вообще нет никакой дороги. Только тропинка, причем окруженная не кустами, а деревьями. Мы застрянем там, Макс. Лучше уж сразу смириться с перспективой пешей прогулки и не терять время.
Амобилер мы спрятали в кустах. Брать его с собой не было смысла: у меня в пригоршне один уже имелся, и я не очень-то понимал, зачем он нам нужен. Но Шурф категорически протестовал против предложения спрятать его здесь же.
— Но ты же сам говорил, что там, за мостиком, уже невозможно ехать! — удивился я.
— Просто не люблю складывать все яйца в одну корзину: это глупо и непредусмотрительно, — безапелляционно ответил он. Попробуй тут возрази!
Мостик подозрительно раскачивался под нашими ногами. Счастье еще, что он был совсем короткий — всего пять шагов, и мы снова ступили на твердую землю. Пройдя несколько метров, я убедился, что Шурф был прав: здесь уже не покатаешься. И никакая магия не поможет — даже если бы я, паче чаяния, владел какими-нибудь специальными колдовскими приемами, предназначенными специально для любителей гонок на выживание.
Но прогулка по лесу вышла приятная, хоть и пришлось нам подниматься в гору. Кто был по-настоящему счастлив — так это Друппи. Кажется, за время поездки мой пес чуть не разучился пользоваться своими четырьмя лапами. По крайней мере, поначалу он двигался довольно неуверенно, но потом разошелся так, что его белый лохматый хвост мелькал где-то далеко впереди, и мне постоянно приходилось окликать этого непоседу.
Программа-минимум — добраться к дому до темноты — была, можно сказать, выполнена. В лиловом свете сгущающихся сумерек мы уперлись в высокую каменную стену, окружающую бесстыдную фаллическую башню и прилепившиеся к ней низкорослые пристройки. Немного погуляв вдоль стены, мы обнаружили массивные ворота, деревянные створки которых, впрочем, не производили впечатления неприступных.
Примерно четверть часа мы стучали в ворота: сначала вежливо, потом — с учетом толщины стен дома, потом — так, что, если бы рядом было кладбище, перепуганные мертвецы непременно покинули бы свои уютные могилки, дабы выяснить, что происходит, а под конец — просто изо всех сил. Никакой реакции не последовало.
— Может быть, никого нет дома? — предположил я. — Неудавшиеся наследники прослышали о твоем приезде и решили убраться подобру-поздорову…
— А свет жгут привидения, да? — без тени улыбки спросил Шурф. — Впрочем, мне, знаешь ли, все равно. Есть там кто-то или нет, а мы войдем. Ночевать под забором — не в моих привычках.
Лонли-Локли снял защитную рукавицу с левой руки, аккуратно кончиком указательного пальца прикоснулся к створкам ворот, и они тут же осели на землю грудой серебристого пепла. Только тут я заметил, что он уже успел надеть свои смертоносные перчатки.
«Вот это да! — растерянно подумал я. — Приехал парень к родственникам на побывку, ничего не скажешь!»
Мне стало немного не по себе: только теперь до меня окончательно дошло, что ночные наваждения, преследовавшие нас в начале пути, были не просто забавными происшествиями, о которых можно рассказывать друзьям, вернувшись домой, а наглядным свидетельством проявления чужой незнакомой силы — возможно не слишком грозной, но недвусмысленно враждебной.
— Сразу видно нерачительного хозяина: только пришел домой — и ну все ломать! — нервно усмехнулся я.
Шурф не обратил на мою неуклюжую попытку пошутить никакого внимания. Он замер у прохода и напряженно всматривался в густо-лиловую темноту двора. Можно было подумать, что мы с ним явились сюда, чтобы арестовать какого-нибудь зловредного чародея древних времен!
— По-моему, во дворе все спокойно, — наконец сказал он.
— По-моему, тоже, — подтвердил низкий хриплый голос.
Я подскочил на месте от неожиданности. Шурф смотрел на вещи проще: скакать он не стал, просто слегка приподнял правую руку в белоснежной перчатке — на всякий случай.
— Не стоит из-за меня беспокоиться, — флегматично сказал все тот же голос. — Я — просто собака, к тому же далеко не такая большая, как ваша.
— Действительно собака, — подтвердил Шурф. — Вон он, прячется за углом.
Друппи растерянно присел на задние лапы, прижавшись к моей ноге. Он не спешил обнюхаться с братом по крови. Думаю, он никогда прежде не встречал собак, которые умеют разговаривать. Ничего удивительного: я и сам никогда таких не встречал!
— Иди сюда, — повелительно сказал Шурф.
— А вы не будете драться? — опасливо спросила собака. — Молодые Кутыки всегда дерутся, когда им кажется, что я верчусь под ногами…
— Какие негодяи! — возмутился я. — Иди сюда, дружок, мы не будем драться!
— А твой большой друг в белой одежде, который сжег ворота? Он тоже не будет драться? — уточнил пес.
Он оказался редкостным симпатягой: раза в два меньше моего Друппи — впрочем, и это тоже весьма немало! — с лохматой серой шерстью и умными золотистыми глазами, пытливо сверкающими из-под густой жесткой челки.
— Тебя никто не будет обижать, — пообещал Шурф. — Иди сюда, говорящий пес. Никогда прежде не видел, чтобы собаки разговаривали, не превращаясь при этом в человека. Думаю, тебя околдовали, верно?
— Я сам виноват. Когда я был глупым щенком, я выпил какой-то напиток из склянки в комнате дедушки Тухты, — объяснил пес. — С тех пор я и разговариваю, как человек, никто не знает почему. Старый Тухта потом поил этим зельем все зверье в окрестностях, но никто, кроме меня, не заговорил.
— Значит, весь секрет в пропорциях, — авторитетно объяснил Шурф. — Наверное, вышло так, что ты случайно выпил ровно столько, сколько было необходимо для существа твоего роста и веса.
— Тебе виднее: ты человек, — согласился пес. — Это все ваши дела…
— А как тебя зовут? — спросил я, невольно расплываясь в дурацкой улыбке: еще никогда в жизни мне не доводилось вот так знакомиться с собаками.
— Дримарондо, — важно сообщил наш новый приятель. И тут же пожаловался: — Новые хозяева дразнят меня «Кутык-Макутык» и смеются: дескать, как будто я тоже из их семьи. А я сам по себе! Вы не будете меня так называть? Мне больше нравится Дримарондо: это имя дал мне покойный дед Хурумха. При нем мне хорошо жилось, не то что сейчас, когда всем в доме заправляет Маркуло! А вы кто? Новые хозяева? Или просто грабители? Если грабители, то украдите меня отсюда, ладно? А то Маркуло совсем меня кормить перестал. А старый Хурумха говорил, что я — очень дорогая собака, с тех пор как научился говорить. И между прочим, не так уж много я ем!