– По-моему, – продолжал он уже вслух, – у моего прадеда было двое детей – дочь и сын. Насколько я понимаю, моим дедом был Вовка… э-э-э… Владимир Корф…
– Вы, похоже, ошибаетесь, – грустно вздохнул старичок. – Володя Корф пропал в лагерях еще в середине тридцатых. Детей у него не было.
У барона перехватило дыхание.
– Но, я слыхал, что мой отец родился, э-э-э… незадолго, – выдавил он из себя.
– А… может быть, – Говоруха посмотрел на полковника как-то странно,
– меня здесь тогда не было – осваивал сибирские просторы. Значит, вы правнук Миши? Как, знаете, приятно. Вы на него очень похожи.
– А… дочь Михаила Корфа, – нерешительно поинтересовался барон. – Ее звали Леля… Ольга…
– Как же, как же! – обрадовался старичок. – С Лелей я был знаком много лет. Когда я вернулся из Устьвымлага, она и ее супруг мне, знаете, очень помогли. Леля в конце двадцатых вышла за какого-то, вообразите, комсомольца… Она умерла лет двадцать тому… Увы, Михаил Модестович, из тех, прежних, выжил лишь я. Может, вы слыхали – Корфы дружили с Орловскими. Это их соседи…
– Да… – на миг забылся барон. – Генерал Орловский был убит солдатней еще в семнадцатом. Капитан Орловский – Андрей, его старший сын, служит в Марковской дивизии. У него есть брат – Юрий…
– Был, – покачал головой Ростислав Вадимович. – Из них никто не уцелел. Ни из Орловских, ни из Арцеуловых – может, и о них вам рассказывали?
– А? – очнулся барон. – Да, кажется… А у Лели… Ольги Михайловны были дети?
– А как же! – закивал старик. – Двое сыновей. Старший живет где-то на юге. Давно о нем ничего не слыхал… А младший в Столице, очень, я вам скажу, известная личность. Сейчас он как раз во главе делегации уехал во Францию. Не обратили внимания? Об этом и в газетах было. А его сын в Столице. Кстати, как и вы, Михаил. Михаил Плотников. Шалопай, доложу я вам…
– Он здесь бывает? – оживился барон.
– Ну что вы! – махнул рукой Говоруха. – Что ему здесь делать? Тут либо потомки, хе-хе, дворников, либо такие мумии, как я… Знаете, даже забавно: столько самозванцев! Этакие Отрепьевы! Здешний предводитель – Андрей Голицын… Хе-хе, Голицын, конечно, да не из тех. Про других и говорить нечего. Настоящие до сих пор напуганы, выжидают. Лучше обождать. Мне-то уже все равно… Видели публику? Чем занимаются, а?
– Гешефтами! – отрубил барон. – Это я уже понял!
– Теперь это называется «коммерческая деятельность», – усмехнулся Говоруха. – Вначале и меня раздражало, а теперь начало, признаться, забавлять. Помните у Некрасова? «Берка давно дворянин…» Или это уже в школах не учат?
– «Благословляя болота семьдесят семь десятин», – закончил цитату Корф. – Если не учат, то жаль. Господин Говоруха, вы меня очень обяжете, сообщив адрес Михаила Плотникова. Все-таки… э-э-э… кузен…
В Дом на Набережной барон вернулся в ранних сумерках. Келюс и Фрол сидели на кухне и о чем-то спорили. Корф, хлебнув холодного чаю, поинтересовался предметом дискуссии.
– Ерунда! – махнул рукой Лунин. – Это все наш трижды дхар Советского Союза паникует. Собаку он увидел! Да не простую, а золотую. Вовкулак, бином!
– Однако, господа… – осторожно отреагировал Корф.
– Воин Фроат вообще животных не выносит. Чуть что – топором…
– Такой я чудила, – согласился дхар. – Ну посуди сам, Михаил, разве так можно? Нас и так пасут каждый день, а тут Француз снимает девочку, шляется с нею…
– Позавидовал, – ввернул Келюс. – Ну, Лида, художница. Ну, погуляли. И не мною она интересовалась, а этим, бином, самоедом… А он все – вампиры! Ракшасы! Баба-яга в тылу врага!
– Вместо «шмайссера» – кочерга, – поддакнул Фрол. – Собака, не собака, а за нами следят. Точно говорю, в карету его! А теперь они и Лидку засекли. А если за нее, елы, тоже возьмутся?
– Резонно, – заметил полковник, отнесшийся к услышанному без всякой иронии. – Но, Фрол, может, вы все-таки преувеличиваете? Что им от нас нужно?
– Думаю так, елы, – нахмурился дхар. – Волков ищет здесь какую-то вещь. А значит, ему требуется, елы, свой человек…
– Лидку перевербует? – хмыкнул Келюс. – Баксы посулит? Она не согласится, ей твои рисунки нравятся. Наш абориген, представьте себе, Михаил, – почти что Рембрандт… И вообще, – добавил он уже серьезно, – мы проводили Лиду до самой квартиры. Живет она с родителями…
На этот раз Фрол промолчал, но вид у него оставался озабоченным.
Келюс, между тем, изложил барону историю поисков загадочного подполковника, завершившуюся в кооперативе по изготовлению памятников на Головинском шоссе.
– Вообще-то, логично, – заключил он. – Фраучи служил в «Бете», грехов у него – считать – не пересчитаешь… Так что он вполне мог разыграть собственные похороны и устроиться жить у своей рыжей…
– Конспирация не Бог весть, – пожал плечами барон, – но, может, он не так уж и боится? Надо, конечно, проверить. А у меня тоже, признаться, кое-что имеется. Вот… – барон выложил на стол переданную Прыжовым записную книжку.
Записи и схемы рассматривали долго, передавая блокнот из рук в руки. Предположение, что текст написан на иностранном языке отвергли сразу. Лунин, не удержавшись, поинтересовался, не дхарский ли это. Фрол шутки не понял и, внимательно присмотревшись, отрицательно покачал головой.
– Все? – осведомился Николай, – комментариев не будет. Тогда я скажу. Это, господа и товарищи, типичная тарабарщина.
– Удивил, елы, – усмехнулся дхар, – тарабарщина!
– Тарабарщина, товарищ калмык, это не просто галиматья, – наставительно пояснил Келюс, – это название шифра.
– Точно! – подтвердил барон, – древнерусский шифр. По-моему, он бывает двух видов – простой и сложный.
– Это третий вид – очень сложный, – уточнил Лунин. – Простая тарабарщина – это иной порядок гласных. Сложный – порядок меняется у всех букв. А здесь, похоже, порядок букв не изменен, а специально перепутан согласно какому-то ключевому слову. Чтобы писать таким шифром, нужно держать перед глазами таблицу или иметь слоновью голову – каждая буква обозначается всякий раз по-новому. В общем, мы это не прочтем.
– Надо все же посмотреть, – не согласился Корф. – Вдруг что-то поймем. И схема, господа! Схема прелюбопытная!
– «Карман», – кивнул Лунин, – хорошее название для тайного убежища. Обязательно поглядим… А что у вас, Михаил?
– Правнука нашел, – смущенно улыбнулся Корф, – тоже Михаил. Правда, не Корф, а Плотников.
– Ну, здорово! – обрадовался Келюс, – были в Дворянском собрании?
– Если можно так выразиться, – заколебался полковник. – Представляете, господа, встретил своего знакомого – Славика Говоруху. Этакий был плакса и маменькин сынок. Последний раз видел его в семнадцатом…
– И сколько ему было? – осведомился Лунин.