— Ну, слава богу, хоть ты живой, — сказал я и полез в карман за сигаретами. Руки при этом тряслись так, что я чуть карман не оторвал. Страх в глазах водителя сменился любопытством.
— Эй, ты чего? А кто не живой? Что случилось-то? И кто ты такой? — спросил он, теперь уже вполне внятно.
— Ты извини, — сказал я, — но я тут у тебя покурю. Это раз. Я — пассажир, это два. Сел в Вильнюсе, билет могу показать. Что случилось, не знаю, — это три. Я проснулся, когда мы стояли на границе. Дверь была открыта, я вышел проветриться. Все спали, включая вас с напарником, но это ладно бы. Телефон не работал, я никому из своих дозвониться не смог, но это тоже ладно, со связью всякое бывает. А потом я сунулся к тебе, чтобы спросить, почему так долго стоим. И мне показалось, что ты холодный и не дышишь. И этот, — я кивнул на все еще неподвижного напарника, — тоже. И вообще все. Я вас тряс и громко орал на весь автобус, но никто даже не шелохнулся. Я чуть не обосрался. Но решил, что надо доехать до бензоколонки — ну, до любого места, где есть люди. Вызвать полицию, «скорую», пожарных…
— Пожарных-то зачем? — серьезно спросил водитель.
— Чтобы водички дали попить, — огрызнулся я. — Ну сам подумай, откуда я знаю, кого надо вызывать в таких случаях?
— Яша, это кто тут? — сонно пробормотал второй водитель. — Чего стоим?
Яша, значит. Спасибо, хоть не Лазарь.
— Мальчики, что-то случилось? — шепотом спросила бортпроводница. Я и не заметил, как она подошла.
— Херня какая-то на границе случилась, сам ничего не понимаю, — тоже шепотом ответил мой оживший покойник. — Этот, — он кивнул на меня, — говорит, все отрубились, а он нет. Разбудить никого не смог. И как-то нас оттуда увез. Ну и слава богу. Сейчас покурю, и поедем дальше.
Бортпроводница прижала ладони к щекам, тихонько ахнула:
— Погоди, а когда граница-то была? Ничего не помню. Мы же ее еще засветло должны были проезжать, около восьми. Как я могла заснуть? А вы как?..
— Все, хватит, — бесцеремонно оборвал ее водитель Яша. — Ты не помнишь, я не помню, он не помнит, зато все живы-здоровы, считай, не было ничего. Иди, выпусти пассажиров покурить, а то они все сейчас сюда ломанутся выяснять, чего встали в чистом поле.
В салоне автобуса меж тем началась какая-то жизнь: кашель, голоса, шелест пакетов и скрип сидений. Обычно такие звуки меня раздражают, но сейчас показались сладостной музыкой. Симфония ре мажор «Все опять нормально», исполняет любительский оркестр воскресших мертвецов. Слушал бы и слушал. А тут еще бортпроводница вступила с короткой, но содержательной арией на двух языках: «Стоянка десять минут, просьба не опаздывать, тен минетс стоп, плиз донт би лейт». Дружный топот ног по проходу был ей ответом.
— Не хочешь проветриться? — спросил меня водитель Яша. — У нас тут вообще-то нельзя курить. Сами мучаемся.
— Да, извини. — Я поспешно выбросил сигарету в приоткрытую форточку. — Ни черта не соображаю. Сейчас пойду. Но… Что это вообще было?
— Ты меня спрашиваешь? Сам же говоришь, я спал, ни на что не реагировал. Откуда я знаю?
— Ну как. Вы же все время там ездите. Наверное, не в первый раз такое. Или в первый? Просто ты как-то слабо удивился. И вроде не испугался. И почему-то сразу мне поверил. Я бы на твоем месте решил, что мужик за рулем — террорист, отравил всех газом, угнал автобус…
— Ага, прямиком в Албанию, — ухмыльнулся он. — Стал бы террорист так радоваться, когда я очухался… Пошли, пошли, я сам покурить хочу.
Мы вышли на улицу, и водитель Яша доверительным шепотом сказал:
— Границы, знаешь, такие заподлые места, всякое бывает. Я сам еще никогда так не попадал, но ребята рассказывали… Нет, стоп. Извини. Не хочу об этом болтать. Нам завтра назад ехать. А потом опять туда-обратно. Лучше не задумываться.
Он огляделся по сторонам, увидел впереди дорожный указатель, подошел поближе, покачал головой, вернулся и деловито спросил:
— Ты от границы, получается, долго ехал?
— Мне показалось, минут двадцать. Но на самом деле, наверное, еще меньше.
— Ну-ну. А проехал двести с лишним километров, — флегматично заметил водитель. — Так что идем почти по графику, еще до Варшавы нагоним.
— Это как такое может быть?
— А вот так. Есть — значит, может. Все, закрыли тему. Сказал же, не хочу об этом думать… Светка! — позвал он.
Симпатичная бортпроводница бесшумно материализовалась у меня за спиной.
— У тебя там коньячок был. Дай человеку выпить. Ему надо.
Она кивнула, достала из сумочки початый шкалик, молча протянула мне.
— Забирай, — великодушно сказал водитель. — Ты все сделал, как надо. Спасибо, что нас оттуда увез. А теперь выпей и постарайся поспать. И учти, если начнешь расспрашивать меня утром, я скажу, что ничего не было. И Светка подтвердит. И Римас. Нам всем тут еще ездить и ездить. Так что не начинай. А еще лучше — совсем забудь. И летай самолетами.
Его поведение ошеломило меня чуть ли не больше, чем все предшествующие события. Но спорить совершенно не было сил. Поэтому я молча кивнул, взял коньяк и пошел прочь. Чувствовал, что эти двое смотрят мне вслед, но оборачиваться не стал. Обошел автобус, забрался в салон, упал в свое кресло, достал из кармана телефон и позвонил Карлу. На этот раз пошли гудки, потом раздался его голос:
— Как дела, Фил?
Я открыл было рот, чтобы подробно рассказать, как у меня дела, но вовремя передумал. Не телефонный разговор. Потом. Может быть.
— Все хорошо, — сказал я. — Автобус пустой, кондиционеры работают. Я почти сразу уснул, потом проснулся, вышел покурить, а водитель зачем-то подарил мне бутылку коньяка. И я решил, что обязательно должен рассказать тебе об этом удивительном происшествии, а то завтра сам не поверю, что это было наяву. Сейчас выдую коньяк и буду спать дальше.
— Весь сразу, что ли, выдуешь? — изумился Карл.
— Конечно весь, чего мелочиться. Бутылка двухсотграммовая, к тому же из нее уже кто-то отпил. Так что спокойной ночи. И передай Ренате спасибо за чай, он мне очень пригодился. А завтра с утра еще раз пригодится, заранее предвкушаю.
— Передам, конечно… Эй, Фил, я почему-то очень рад, что ты позвонил. Я имею в виду, гораздо больше, чем положено в подобных случаях.
— Знал бы ты, как я сам этому рад, — искренне сказал я.
А потом исполнил свое обещание — залпом опустошил дареный шкалик, запил его чаем, выглянул в окно, озадаченно проводил глазами далекую неоновую надпись «Тяжелый свет Куртейна», натянул плед на голову, сказал вслух: «Ну их всех в жопу» — и заснул так крепко, как даже в собственной постели нечасто получается.
Когда я открыл глаза, мы как раз въезжали в Прагу. Часы на телефоне показывали 10:10. Хорошее время, люблю такую симметрию. По всему выходило, что за ночь водители не только наверстали упущенное, но и опередили график почти на два часа, по расписанию нам полагалось прибыть в Прагу только в полдень.