В этом смысле "дело Тер-Оганяна" — тревожный сигнал и лишнее доказательство того, что социальный статус современного художника по-прежнему весьма сомнителен.
Термин произошел от английского глагола to install (устанавливать), что до некоторой степени описывает технические аспекты изготовления инсталляции: ее не «рисуют», не «пишут», не-, не-, не- и еще раз не-, а именно что устанавливают, составляют, формируют из отдельных разрозненных частей. Два забавных утверждения, слышанные мною из уст очень молодых художников: "Инсталляция — это когда больше не надо рисовать картинки" и "Инсталляция — это когда просто рисовать картинки уже недостаточно", — при всей своей нелепости в паре почти верны.
Это молодой жанр, прожорливый монстр, он вбирает в себя все устаревшие классические жанры. <…> Все занимаются инсталляциями, но пока ни одной книги не написано. Сегодня восприятие инсталляции — это как ощупывание слона слепыми. Один, трогая хвост, говорит, что слон — длинный и тонкий. Другой, трогая кожу, говорит, что он шершавый. Третий говорит, что он мокрый, коснувшись конца хобота. Никто не знает, что это такое в целом, так говорит об инсталляции один из признанных мастеров этого жанра Илья Кабаков.
Хочется добавить, что инсталляция «поглощает» не только все предшествовавшие ей жанры, но и самого зрителя. Инсталляция трехмерна, это не «объект», а пространство, организованное по воле художника. Лучшие из инсталляций, которые мне доводилось видеть (от абсурдных и сумрачно-ностальгических работ самого Кабакова до жизнерадостнолегкомысленного "митьковского вытрезвителя"), всегда выглядели как попытка создания иной, отличной от обыденной, реальности — пусть даже на ограниченной, специально отведенной для этого территории.
От латинского institutio (образ действий, устройство и наставление). Слово, однако, такое страшное, что рука невольно тянется к подшивке «ХЖ»: цитаты цитировать. Благо там целый номер (двадцать третий) был посвящен этим самым институциям.
Впрочем, бог с ними, с цитатами, «ХЖ» вы и без меня почитаете, если захотите. На самом деле все просто. Художественные институции — это всяческие полезные для художественной жизни организации: музеи, галереи, художественные центры и прочая, и прочая — всего-то.
Понятно, что художественные институции — это наше слабое место, поскольку актуальное искусство в России и поныне находится в положении пациента из старого анекдота: "Доктор, меня все игнорируют".
Институции все же существуют, да и художественный процесс, который без них в наше время уже немыслим, имеет место быть — как и положено, вопреки обстоятельствам. Разумеется, о том, чтобы как-то оценивать их деятельность, и речи быть не может, я просто постараюсь вспомнить: кто у нас есть.
Галереям и музеям посвящены отдельные главы настоящей «Азбуки», поэтому здесь я их перечислять не буду. Но имейте в виду: они тоже называются этим ужасным словом «институции».
Были ли какие-то институции в восьмидесятых — дело темное. Ну вот, к примеру, КЛАВА — институция или как? Поэтому начну сразу с девяностых: в эти годы русское актуальное искусство начало относиться к себе с изрядной серьезностью.
В 1991 году в Москве на Большой Якиманке был открыт первый в России Центр Современного Искусства. Его создателем и директором был Леонид Бажанов. Формально ЦСИ считался некоммерческим выставочным залом, однако занимался не только организацией и проведением выставок: там устраивали перформансы, проводили концерты, кинопоказы. Вокруг ЦСИ в постепенно разрушающихся и практически непригодных для жилья двухэтажных домиках барачного типа одна за другой, как грибы после дождя, начали открываться художественные галереи: Галерея Гельмана, «Школа», "1.0", "Студия 20", «Лаборатория», "TV-галерея", «Дар», "Архитектурная галерея" — надеюсь, я никого не забыл. Это было маленькое московское чудо: случайному прохожему, забредшему в начало улицы Большая Якиманка, вполне могло показаться, что все жители района заняты исключительно современным искусством, в точности как жительницы деревень вокруг Оренбурга вязанием пуховых платков.
"Московского Сохо", как называли заполненный галереями дворик на Большой Якиманке, уже давно не существует. Но ЦСИ каким-то образом жив по сей день. Каким именно — не знаю.
В 1992 году был создан Институт современного искусства, руководителем которого является Иосиф Бакштейн. Несколько лет спустя институт переехал в помещение бывшей мастерской Ильи Кабакова, что, согласитесь, символично. Я с деятельностью Института не знаком вовсе; рассказывают, однако, что он славен организацией не только выставок, но и многочисленных круглых столов, в ходе которых развязывались интереснейшие дискуссии.
Осенью 1992 года был образован Московский ЦСИС (Центр современного искусства Сороса). Он входил в сеть Центров современного искусства Сороса, работающих в Центральной и Восточной Европе (такие же центры есть, в частности, в Санкт-Петербурге, Киеве, Одессе).
С моей точки зрения, один из важнейших аспектов деятельности московского ЦСИС — образовательный. В 1995 году был организован первый в России международный семинар, посвященный медиа-искусству, назывался он «Медиалогия» (московский ЦСИС вообще активно работал с медиа- и всяческими новыми технологиями); с 1996 по 1998 год существовала комплексная программа семинаров по современному искусству под общим названием "Модернизация музейной деятельности". Программа предназначалась в первую очередь сотрудникам региональных музеев. С 1999 года действовал образовательный проект для художников и искусствоведов "Новые художественные стратегии". Кроме того, была собрана колоссальная база данных по художникам (биографии, списки выставок, публикаций и т. п.) Ну и еще, что немаловажно, гранты под художественные проекты регулярно давали, как это у Сороса заведено.
Остается пояснить, почему я столь настойчиво употребляю глаголы в прошедшем времени. Потому что ЦСИС закрылся в начале этого (2000-го) года. Дело его, однако, как положено, живет, но об этом чуть позже: я сейчас во власти хронологической последовательности пребываю.
В 1994 году Министерством культуры РФ был учрежден ГЦСИ (Государственный центр современного искусства). Пожалуй, это единственный пример государственной институции, направленной на поддержку актуального искусства. ГЦСИ был создан во многом благодаря усилиям Леонида Бажанова, который в то время являлся начальником отдела изобразительных искусств Министерства культуры.
ГЦСИ существует и продолжает работать по сей день. Руководитель Михаил Миндлин, художественный директор — Леонид Бажанов. Кроме московского отделения, существуют филиалы ГЦСИ в Калининграде, Санкт-Петербурге и Нижнем Новгороде (к ним мы еще вернемся после того, как покончим с Москвой).
В 2000 году, после закрытия московского Центра современного искусства Сороса, был создан фонд "Художественные проекты-2000". Учредителями его стали люди, чья деятельность на сегодняшний день определяет состояние современного искусства — по крайней мере, его столичной версии: Марат Гельман, Екатерина Деготь, Елена Елагина, Андрей Ерофеев, Андрей Ковалев, Виктор Мизиано, Айдан Салахова, Елена Селина. Насколько мне известно, фонд планирует заниматься образовательной деятельностью, организацией и проведением выставок в Москве и регионах, а также архивацией документов, имеющих отношение к новейшей истории русского искусства.