— Не сердись, Триша. Я правда не знаю, почему меня в последнее время не видно. Может быть, ты просто смотришь куда-то не туда? А может быть, меня действительно нигде нет? А может быть, я, наоборот, есть — везде одновременно. И когда ты смотришь на крышу чужого дома, соседского кота, торговку луком или витрину обувной лавки, то видишь меня, но сама об этом не догадываешься.
Иногда Макса совершенно невозможно понять. Вроде бы не насмехается над Тришей, не обманывает ее, не хитрит, напротив, старается что-то объяснить, но от его ответа все окончательно запутывается. Уж лучше бы промолчал или объявил, что его дела — это стррррашная-стррррашная тайна, и все были бы довольны, жили бы счастливо и умерли в один день, лопнув от любопытства.
— Не сердись, Триша, — повторяет Макс. — С некоторых пор я и себе-то ничего толком объяснить не могу — притом что прекрасно все понимаю, пока дело не доходит до слов. Со словами у меня сейчас неважные отношения. Нужных мне, похоже, вовсе нет в природе, а прочие разбегаются врассыпную, когда я зову их на помощь.
— Я не сержусь, — вздыхает Триша. — Если не можешь рассказать, почему домой так редко заходишь, — ладно, я сама что-нибудь придумаю.
— А, ты об этом спрашиваешь? — с явным облегчением выдыхает Макс. — Я, видишь ли, понял твой вопрос буквально. Думал, меня трудно разглядеть… Погоди, а разве я редко дома бываю? Мне казалось, каждый вечер прихожу к ужину, надоел уже вам с Франком хуже горькой редьки. Нет? Похоже, с чувством времени у меня сейчас тоже не все ладно. Ничего, скоро привыкну.
— Привыкнешь — к чему?
Макс хмурится, морщит лоб, рука его непроизвольно дергается, словно бы ловит разбегающиеся слова. И похоже, поймал пару-тройку дезертиров, потому что принялся объяснять:
— К тому, что эта реальность стала такой плотной, хоть ножом ее режь и на хлеб клади, а хочешь, заселяй, как заново отстроенный дом, — не смутными тенями и неразборчивыми голосами, а взаправдашними живыми людьми. И одновременно моя персональная реальность, обжитая и, как мне всегда казалось, надежная, становится все более зыбкой. Туман, обитающий в вашем саду, по сравнению с ней — почти камень; тени бывших жильцов в пустующих домах по сравнению со мной — благонадежнейшие обыватели. Прежде было наоборот, а теперь — так как есть, и мне, пожалуй, нравится, только надо привыкнуть, научиться сохранять равновесие. Ничего, научусь. Куда я денусь… Не хмурься, Триша. Все это хорошие перемены. Ты даже не представляешь насколько. Впрочем, я и сам пока не представляю.
— Конечно хорошие, — убежденно говорит Триша. — Не могу вообразить, чтобы перемены — и вдруг к худшему. Мне рассказывали, что так бывает, но я, знаешь, не верю.
— Правильно делаешь. А теперь, если хочешь, можешь волочь свою добычу домой. Добыча не против.
— Кто не против? Кого надо волочь?
— Меня, — смеется Макс. — Я твоя добыча. Уж поймала так поймала, прямо на мосту. Молодец, хорошая кошка.
— Если ты моя добыча, — поразмыслив, говорит Триша, — и если я молодец, тогда, пожалуй, сперва отволоку тебя на тот берег. Хочу погреться у огня и мороженого. В городе есть только одно место, где можно получить то и другое одновременно. Пойдешь со мной?
— Еще как пойду. Если это то кафе, о котором я думаю, там еще и ром в кофе подливают не скупясь. Именно то, что мне сейчас требуется.
— А вот, например, гости, Макс, — говорит Триша. — Как же гости? Где они?
Камин, мороженое и кофе с ромом остались позади, зато впереди долгая прогулка под зонтом и наконец-то можно не раздумывать, выбирая мост, пусть Макс идет как хочет, ужасно интересно, каков будет его путь домой. Но поговорить про гостей — это еще интереснее. Триша вон сколько времени удобного случая ждала.
— Где они? — переспрашивает Макс. — Вот прямо сейчас? Даже и не знаю, что тебе сказать. Кто где, всяк на своем месте, как и мы с тобой. А что?
— Я имею в виду, почему к нам больше не приходят твои гости? Почему ты их не зовешь? Уже так долго…
— Долго? — искренне удивляется Макс. — Надо же, я думал, всего несколько дней. Этот город сейчас отнимает все мое внимание, вот в чем, наверное, дело. К тому же по вечерам часто появляется Меламори, рассказывает новости, сплетни и слухи, и от этого у меня ощущение, что гости у нас практически всегда. У меня так точно.
— Ее новости даже мне слушать интересно, — кивает Триша. — Хотя я пока не всех ваших друзей знаю. Но никто не рассказывает настоящие истории. И Франк не достает из шкафа свои часы, в них нет нужды. И не варит «Огненный рай», потому что этот рецепт для особых случаев. Уже очень, очень давно, Макс! Сил моих больше нет ждать.
— Об этом я как-то не подумал. Извини. Ладно, будет тебе гость, нынче же вечером. Свежий, веселый гость, благоухающий тайнами. И кофе, насколько я помню, ему в свое время очень понравился. Решено, да будет так. Если уж я сегодня твоя добыча, надо стараться тебе угодить.
— Ура! — вопит Триша. — Ура, ура, ура!
На радостях пускается в пляс, размахивает руками, забыв, что зонт у них один на двоих и сейчас Макс по ее милости остался без укрытия, стоит, ежится под ледяными и горячими струями, но не сердится и не жалуется, а смеется, глядя, как счастливая Триша скачет по мостовой.
— Надо было раньше напомнить, — говорит он. — Со мной можно не церемониться. Даже совершенно необходимо не церемониться, а то видишь, как выходит, если меня оставить в покое.
— Прости, — говорит Триша, возвращая зонт на прежнее место. — Ох, прости. Ты же мокрый весь — из-за меня! Я думала, дождь над тобой никогда не идет, а он только на мосту не…
— Просто на мосту меня почти не было, — туманно объясняет Макс. — Так, бледная тень на дежурстве стояла, но ты ее углядела, молодец. Зато теперь, после кофе с ромом и твоей болтовни, дождю очень даже есть кого мочить. Вот он и расстарался. Ничего, ничего, вода мне только на пользу, и горячая, и холодная, а уж обе сразу, да за шиворот — слов нет, как это было вовремя!
— Тогда ладно, — соглашается Триша.
Ей бы впору растеряться от таких объяснений, но рядом с Франком Триша поневоле привыкла к непонятным разговорам и тревожным намекам, от которых шерсть на загривке дыбом — встала бы, если бы еще росла. Не поняла — вот и хорошо, переспроси, коли охота, получив ответ, всю ночь подскакивать от всякого шороха, а лучше пропусти мимо ушей, потом когда-нибудь вспомнишь и, может быть, сама все поймешь. А если забудешь навсегда — считай, повезло.
Вот и сейчас она отметила про себя: Макс, похоже, доволен, что промок, — а информацию про бледную тень выкинула из головы, пусть себе говорит что хочет, я-то знаю, никакая он не тень и на мосту был самый настоящий, я же своими глазами видела и за руку его брала, ну.