Я сидел, курил трубку, неторопливо потягивал вэр, прислушивался к разговорам других посетителей. Ничего особенного я от них нынче вечером не ждал, но в моем деле все может пригодиться; сколько раз случалось, что невзначай сказанное слово, дурацкая шутка или внезапно переменившееся выражение лица становились ключом к решению сложной задачи — потом, позже, иногда много лет спустя. И ведь никогда заранее не знаешь, что важно, а что нет, так что спасибо приятелям из Семилистника, которые по старой дружбе исправно поставляют мне снадобья, укрепляющие память, а то пришлось бы мне регулярно нарушать Кодекс Хрембера ради пользы дела, а потом строчить на себя покаянные доносы и платить в казну бесконечные штрафы, благо на заключение в Холоми такой проступок все же не тянет.
— …никогда не знаешь, чего ожидать от людей, — говорил своей спутнице старик, сидевший у окна. — Габа Гро, казалось бы, добрейшая душа, ради чужого ребенка в Новый Город пешком бежать готов, а до собственной внучки дела нет…
Услышав знакомое имя, я встрепенулся и стал слушать внимательно. Знахарь Габа Гро когда-то был моим приятелем; теоретически, таковым он оставался и по сей день, в смысле, мы не ссорились, просто, после того как в самом конце Смутных Времен погибла его жена, которую Габа любил больше жизни, он сильно затосковал, перестал видеться с друзьями, совсем забросил работу, разогнал учеников и помощников, несколько лет сидел затворником, носа на улицу не показывал, а у меня совсем не было времени его навещать, потому что именно тогда началась вся эта свистопляска с Кодексом Хрембера, я поступил в Тайный Сыск, и единственным моим старым знакомцем, на общение с которым мне удавалось выкроить несколько минут, был я сам, да и то далеко не каждый день.
Потом до меня долетали разные слухи — дескать, у Габы отыскалась внучка. Была, оказывается, у него когда-то любовная связь, от которой родился ребенок, вроде бы сын, которого знахарь никогда не видел, а теперь дочку этого таинственного сына прислали в столицу, к деду. Девочка, если верить рассказам общих знакомых, была нелюдимая и неразговорчивая, глядела исподлобья и вид имела диковатый, но Габа рядом с ней внезапно приободрился; с другой стороны, а что ему оставалось делать? Сперва начал ежедневно выходить с внучкой на прогулку, видеться с людьми, а потом понемногу вернулся к работе, и хвала Магистрам: он прекрасный знахарь, таких мастеров в Ехо хорошо если несколько дюжин наберется, а как специалисту по детским болезням ему вообще нет равных — дети так редко болеют и при этом лечить их настолько трудно, что мало находится желающих связываться, а у Габы Гро всегда была достойная уважения позиция: «кто, если не я?» Ну и прожить на свете он успел довольно долго, было время набраться опыта. В общем, когда Габа вернулся к делам, в столице только что праздник с карнавалом не устроили. Впрочем, несколько больших фейерверков на Левом Берегу, говорят, было.
И это, пожалуй, все, что я знал о своем старом приятеле. Однажды, помню, я его встретил, вернее, увидел мельком, на бегу, Габа как раз покупал своей внучке мороженое на Гребне Ехо. Я отметил, что выглядит он совсем неплохо, обрадовался, но остановиться поболтать не вышло: я следил за очередным ссыльным Магистром и выглядел как один из городских нищих — прямо скажем, не лучший момент для дружеской встречи. Впрочем, от старых приятелей мне не так уж много надо: знать, что они более-менее в порядке, — вполне достаточно, а беседы за кружкой камры вполне могут подождать еще пару столетий, мне не горит.
С этой точки зрения парочка у окна оказала мне прекрасную услугу. Из их разговора следовало, что Габа по-прежнему жив, здоров и работает, — вот и славно. А что там у него вышло с внучкой, мне дела нет, хотя… А что, собственно, с его внучкой?
— …ребенок вернулся домой за полночь, — продолжал старик, — и это, между прочим, не в первый раз. Я не то чтобы специально слежу, но, ты же знаешь, по вечерам, когда нет дождя, я люблю пить камру и читать на крыльце, хочешь не хочешь, а их дом как на ладони. Я не выдержал, спросил Габу наутро: как же так, почему девочка по ночам по улице бродит? А он, такой довольный, аж сияет, говорит, сейчас, хвала Магистрам, не Смутные Времена, в городе безопасно, пусть ребенок играет с друзьями сколько захочет, и вообще мне, дескать, некогда, — и был таков. Оно конечно, не Смутные Времена, но мои внуки на закате уже дома, и не то чтобы у нас в семье такие уж строгости, скорее наоборот.
— Все-таки дед, не мать, — вздохнула его спутница. — Своих детей никогда не было, откуда ему знать, как их воспитывать?
— Ну и нанял бы ей няню. Не бедняк, может себе позволить. И учителей пригласил бы. А то девчонка целыми днями шляется по городу, и знаешь, честно говоря, я сомневаюсь, что она умеет читать.
— Да ну тебя, не выдумывай. Может, он сам ее и учит, — предположила женщина.
— Разве что по ночам. Днем-то обоих дома не застать.
Я невольно вспомнил компанию угрюмых детишек возле лилового дома. К этим, похоже, тоже учителей не приглашают. Интересно, чем они будут заниматься, когда вырастут? Обедать в трактирах за счет Его Величества и развлекать своими проделками Городскую Полицию? Тоже дело, конечно. Однако мы в их возрасте проводили время с большей пользой. В наше время общественное положение человека целиком зависело от его познаний в магии. Лентяй и неуч обрекал себя на заведомо жалкое существование, а такая участь не привлекала даже совсем глупых детишек. Нынче, конечно, неучи в почете, из них, как известно, получаются наиболее законопослушные граждане, хвала Кодексу Хрембера…
Я поймал себя на том, что думаю с отцовскими интонациями, слегка ужаснулся, но и посмеялся над собой, конечно. Хорош, нечего сказать.
Домой я вернулся вскоре после полуночи. Решил порадовать Хумху. Ну и устал порядком. Длинный был день, хлопотный и, в целом, неплохой — если исключить пару-тройку эпизодов.
К моему изумлению, Джуффин сидел в нашей гостиной. Призрак расположился напротив. Сперва я не понял, чем они заняты, а в следующий миг удивился еще больше: эти двое играли в карты. Ну, положим, что «Крак» — главная слабость Господина Почтеннейшего Начальника, известно не только мне. Джуффин, когда только приехал в столицу, картами на жизнь зарабатывал, быстро приобрел репутацию самого ловкого шулера всех времен, хотя, насколько я понимаю, шулерство тут ни при чем, просто он незаурядный игрок. Возможно, величайший из живущих. После того как карты перестали быть его профессией, Джуффин полюбил их еще больше. И как только закончились Смутные Времена, а вместе с ними его карьера наемного убийцы, дал себе волю. Покойному Королю, по многочисленным просьбам подданных, даже пришлось издать специальный указ, запрещающий Джуффину играть в карты в общественных местах. И хвала Магистрам, что так, потому что это действительно форменное безобразие — когда Почтеннейший Начальник Тайного Сыска каждый вечер облегчает карманы честных граждан в первом попавшемся трактире; при этом горожане боятся его настолько, что отказаться от предложения сыграть партию-другую не решаются. Кстати, этим указом Джуффин по сей день гордится куда больше, чем всеми Королевскими наградами, вместе взятыми. Считает, такой запрет — наивысшая оценка его таланта игрока. И по-своему, конечно, прав.