Случилось это на третий день после боя. Сварг с утра о чем-то долго беседовал с одним из своих старших кметов — седым как лунь Баланом, после чего велел впередсмотрящему наблюдать за берегом. Как понял Улад, брата интересовала какая-то Голая Пристань. Какая может быть пристань в этих диких краях, и зачем им вновь задерживаться, молодой Кей никак не мог понять, пока Сварг, наконец, не объяснил. Оказывается, сама Голая Пристань им ни к чему, но поблизости находится знаменитое капище, чуть ли не наиболее почитаемое в здешних краях. Много лет назад их дед, великий воитель Хлуд, повелел поставить на нем рядом с идолами местных божков изображения Триглава — Золотого Сокола, Дия-Громовика и Матери Богов Сва. И теперь самое время побывать там и принести жертвы. Родные боги должны помочь, кроме того, это поднимет дух воинов перед будущим боем.
Улад понял — брат прав. И так они редко вспоминают о богах, а ведь Кеи — отцы народа. Именно Кеи, и только они, приносят жертвы за всю Орию. Мать Болот — враг опасный, самое время вспомнить небесных заступников.
Голая Пристань оказалась обыкновенной песчаной косой — совершенно пустой и безлюдной. На всякий случай кметы прочесали окрестный лес, но не встретили даже бездомного зайца. Тогда Сварг приказал выступать. Шли небольшим отрядом
— Кеев сопровождал десяток воинов, к которым непонятно как умудрился пристроиться Кобник.
Дорога к капищу была проложена через лес. Шли недолго: путь вел наверх, к большому, заросшему старыми дубами кургану. Брат объяснил, что очень давно, еще во времена Солнечных Скуда, здесь был город, а позже на его руинах волотичи основали свое святилище. Сейчас здесь редко кто бывает, но раньше, когда волотичи были независимы от сполотов, тут каждый год проводились праздники в честь Матери Болот. Сварг был уверен, что в этот день они никого не застанут на капище — в войну не до праздников.
Он не ошибся, но кто-то здесь все же побывал — и совсем недавно. Побывал не просто так — идол Триглава, на боках которого были высечены лики сполотских богов, был безжалостно вырван из земли и весь изрублен топором, А на его вместе стоял грубый истукан, кривившийся зловещей ухмылкой. Мать Болот…
Улад видел, как побледнел брат, как передернулось судорогой его лицо. Наконец старший Кей махнул рукой, указывая на деревянное страшилище. Двое воинов с топорами неторопливо подошли поближе, поплевали на руки и ударили по твердому дереву. Что было дальше, Улад так и не понял. Отчаянный крик, жуткий хохот, прозвучавший словно из-под земли, вспышка странного зеленоватого огня. И вот один из кметов лежит мертвый на земле, а второй, подвывая от нечеловеческой боли, бьется в конвульсиях у подножия истукана.
Все это произошло так быстро и было столь неожиданно и страшно, что только через минуту люди опомнились. Кто-то из кметов помоложе попятился, кто-то бросил щит, упал на колени…
— Стоять! — резкий крик Сварга отрезвил людей. Кей казался невозмутимым, лишь глаза сузились и потемнели. Взмах перчаткой — двое других воинов подняли топоры с земли и, помянув Сокола, подступили к идолу. Улад невольно зажмурился. В уши вновь ударил крик, послышался уже знакомый хохот… Когда молодой Кей открыл глаза, все было кончено — тела погибших застыли у подножия истукана.
— Привести пленных! — Сварг не двинулся с места, и только его спокойствие удерживало кметов от бегства. — Пусть рубят! Если сдохнут — не беда!
— Погоди, Кей! — Кобник, все это время прятавшийся где-то в сторонке, подскочил к Сваргу. — Не спеши! Тебе надо, чтобы этот идол упал?
Сварг дернул плечом — ему было не до Кобника, но тот не унимался;
— Не спеши, Кей! Мать Болот сейчас сильна. Даже ее идол может себя защитить. Хочешь его повалить?
— Да, хочу! — рот Кея искривился гримасой, — Ты что, можешь помочь, бродяга?
Улад, как и брат, не мог понять, чем этот человечишка способен пособить в этом страшном деле. Ведь именно они, Кей, призваны служить богам! Но Кобник, совершенно не смущаясь, отвел Сварга в сторону и что-то долго шептал ему на ухо. Вначале Кей слушал невнимательно, но затем вновь дернул плечом, усмехнулся и махнул перчаткой, подзывая кметов. Вскоре двое быстро направились назад, к реке, а остальные принялись копать большую яму прямо у подножия зловещего истукана. Удивленный брат подошел поближе.
— Он хочет принести жертву какому-то своему лешему, — пояснил Сварг. — У волотичей есть божок, вроде нашего Косматого. Говорит получится…
— А кого в жертву? — заинтересовался младший. — Коня или собаку?
Именно этих жертв требовал Косматый. В далеком Валине молодому Кею уже несколько раз пришлось участвовать в таком обряде — на похоронах знатных улебов.
Сварг не ответил, и младший брат решил не мешать.
Между тем яма была уже почти готова. Воины работали быстро, то и дело со страхом поглядывая на истукана. И вот послышались быстрые шаги. Воины, посланные на берег, возвращались — и не одни. Они вели с собой пленницу — одну из тех. что взяли в поселке. Улад заметил, что на молодой женщине надето дорогое платье, а на груди золотом сверкает богатое ожерелье.
Женщина явно не понимала, зачем ее сюда привели. Не понимал и Улад. Он с удивлением глядел, как Кобник внимательно оглядел пленницу, зачем-то поправил ожерелье, пригладил волосы. Затем женщину поставили на край ямы, и Кобник упал на колени, начав что-то быстро говорить — или напевать — на незнакомом языке. И тут до Упада начало что-то доходить. Да, он слыхал об этом, но ведь такое запрещено! Их дед, Светлый Кей Хлуд, повелел… Он нерешительно посмотрел на брата, но Сварг невозмутимо стоял у поверженного изображения Триглава и ждал.
Между тем Кобник резко встал с колен, взял женщину за руку и потянул к яме. Тут наконец, поняла и она, закричала, дернулась, но Кобник оказался проворнее. В воздухе взметнулся нож, каменный, странной невиданной формы, и пленница ничком рухнула в яму. Улад невольно сглотнул и вытер выступивший на лбу холодный пот. Его учили, как приносить жертвы, и увиденное показалось кощунством. Разве это обряд? Это же просто убийство! Какой бог может принять такую жертву?
Между тем воины принялись забрасывать яму, а Кобник вновь опустился на колени и принялся что-то напевать, время от времени падая лицом прямо на землю. Это продолжалось очень долго, наконец он встал, деловито отряхнул портки и повернулся к Сваргу.
— Руби! — по лицу брата скользнула усмешка. Уладу же было не до смеха. Проклятое место! Зачем Сварг разрешает такое! Сейчас этот дурень Кобник тоже погибнет.
…Топор глухо ударил в прочное старое дерево. Молодой Кей прикрыл глаза и… ничего не случилось. Идол молчал, молчала земля, а Кобник все рубил и рубил, время от времени останавливаясь и вытирая пот. Наконец Сварг махнул рукой воинам, и те взялись за секиры. Вскоре все было кончено. Страшный истукан бессильно лежал на земле, а воины принялись вкапывать изображение Триглава.
— Костер! — велел Сварг. — Сожжем эту мерзость!
Улад втайне опасался, что уж такого истукан не потерпит, но ничего не случилось и на этот раз. Секиры кметов, заметно повеселевших и даже начавших шутить, разнесли образину в щепки, и вскоре у подножия восстановленного Триглава горел большой костер…