— Улад! Жив!
Сварг бросился к нему, и младший почувствовал, как крепкие руки брата сжимают его плечи. Тут только Улад ощутил, насколько он устал. Захотелось заплакать, прижаться к брату. Но он пересилил себя:
— Чолом. К-кей Сварг!
— Чолом, братишка! — старший быстро оглядел его и покачал головой. — Не ранен?
— Н-нет.., Нас… М-мы…
Язык вновь не слушался, но брат уже все понял.
— Ничего, братишка! Ты жив, а это — самое главное. Пойдем!
Улад оглянулся — остатки его отряда уже высаживались на берег. Надо позаботиться о еде, о раненых… Но брат тянул его к шатру, и младший решил, что Ласкиня разберется и сам. Сейчас надо узнать, что же случилось у Сварга.
В шатре к ним подбежала Порада и с плачем стала обнимать брата, а тот отмахивался, твердя, что ранен легко и незачем поднимать шум. Но Порада, не слушая его, принесла кувшин с водой и начала аккуратно разматывать окровавленную тряпку. Улад пытался помочь, но брат усадил его на мягкие подушки и велел рассказывать. Перевязка причиняла Сваргу немалую боль, но слушал он внимательно, и только изредка по его лицу пробегали судороги, а тонкие, крепко сжатые губы стали совсем белыми. Улад ощутил гордость — вот какой у него брат! Молодой Кей рассказывал обо всем, ничего не скрывая. Постепенно он пришел и себя и даже перестал заикаться. Краем глаза он заметил, что Порада тоже слушает, и в ее глазах плавает страх. Брат понял это и взял за руку, успокаивая.
— Так мне и надо! — усмехнулся Сварг, когда младший закончил. — Следовало сразу поверить тебе — и всем остальным.
— Ты о Матери Болот? — понял Улад.
— Конечно! Все-таки мне казалось, что у страха глаза велики. Глупость — самая дорогая вещь в мире, братишка. Ты еще молодец…
— Я? — поразился Улад.
— Ты, конечно. Сколько ты привел назад? Треть? А я — хорошо, если пятую часть. Еле вырвался! Окружили, мерзавцы, думал все, конец!
Порада негромко охнула. Сварг засмеялся и похлопал се по руке.
— Ничего, ничего! Я жилистый, меня прожевать трудно! А от остальных двух отрядов вестей нет и, боюсь, не будет. Вот так-то, Улад… Надо было мириться.
— Что?! — младшему показалось, что он ослышался. — Мириться? С этой гадиной!
— Именно с нею. С твоей сероглазой. Сварг попытался кивнуть, но это движение отдалось болью, и он на мгновенье замер. Затем перевел дыхание и усмехнулся:
— В делах государственных, братишка, чувств не бывает. Есть реальность. А реальность такова; Золотая Баба сильнее наших богов. Значит, пока мы слабее. Следовательно…
— И ты согласен уйти? — Улад все еще не мог поверить. — Вывести войска? Это же…
— Отец болен, — глаза Сварга потемнели. — Мне нужен мир. Но говорить об этом поздно — мириться надо было вчера. Сегодня твоя сероглазая… Извини, Болотная Гадюка запросит втрое больше. Ладно, поговорим вечером, мне надо кое с кем посоветоваться. Я пришлю за тобой…
Улад вновь увидел брата не вечером, а уже ночью. Весь день приходили плохие вести. Из третьего отряда, посланного за продовольствием, вернулась одна лодья, и то полупустая. Из четвертого не вернулся никто. В лагере стояла тишина, мертвая, словно на кладбище. Разговаривали шепотом. Новобранцы были поражены, сбиты с толку, а те, кто уже успел побывать в боях, чувствовали страх. Таких поражений войска Кеев не несли уже очень давно. Даже бесстрашные бродники, и те притихли, забившись в свои шатры и о чем-то негромко беседуя.
Оживился лагерь лишь ближе к вечеру. У самой реки кметы вкопали три высоких заостренных кола, вокруг которых начали собираться воины. Улад послал узнать, в чем дело, и ему сообщили, что предстоит казнь. Оказывается, отряду брата вс„ же удалось захватить трех пленных, и теперь их покарают, как мятежников, воевавших с оружием в руках. Улад понял — жестокое зрелище должно отвлечь воинов, показать, что и враги смертны. Не удержавшись, молодой Кей накинул плащ и подошел поближе.
Мятежники были совсем молоды, каждому не исполнилось и двадцати. Один был ранен, и его тащили за руки, но остальные держались храбро и даже пытались улыбаться. Но при виде острых кольев лица их побелели, и Улад злорадно скривился — так вам и надо, мерзавцы! Посмотрим, поможет ли вам сейчас ваша Золотая Баба. Кметы зашумели. Каждый явно чувствовал то же, что и Улад. Посыпались шутки, кто-то засвистел, глаза воинов светились торжеством. Пусть хоть кто-то ответит за гибель их товарищей' Наконец послышался отчаянный крик — колья вонзились в тела. Один из волотичей, тот что был ранен, умер сразу, но остальные были живы еще долго. Крик перешел в глухой вой, сменившийся тихими стонами. В ответ раздался радостный рев собравшихся, свист усилился, кто-то громко пожелал волотичам счастливой встречи с Матерью Болот. Один из кметов крикнул. «Четвертый кол для Велги!», крик подхватили десятки голосов, и Улад невольно усмехнулся — хорошо бы! Он взглянул на извивающиеся в нечеловеческих муках тела и представил, как будут казнить Болотную Гадюку. Жаль, что у нее только одна смерть!
Вспомнились слова брата, и молодой Кей ощутил гнев. Нет, никакого мира! Надо воевать до конца, до последнего мятежника, пока он не повиснет вот так же, проткнутый насквозь! Пока не сдохнет проклятая Велга…
Брат пригласил его к ужину. Ужин был поздний — на дворе стояла ночь, и в большом шатре, освещенном двумя небольшими светильниками, было полутемно. Улад думал, что разговор начнется тут же, но брат молчал и был неожиданно мрачен. Порада, напротив, повеселела и пыталась поднять настроение, рассказывая какие-то забавные истории. Говорила она на наречии волотичей, к тому же Улад слушал вполуха и почти ничего не понял. Сварг кивал, иногда улыбался, но затем вновь мрачнел. Наконец, поставив на столик последнюю недопитую чашу, он жестом велел Пораде оставаться, а сам направился к выходу. Улад понял, что разговор будет не здесь. Очевидно, его не должна слышать даже Порада.
Братья долго шли по пустынному берегу. Сзади неслышно ступала охрана, а вокруг стояла ночная тишина, показавшаяся Уладу зловещей. Кто знает, не скрываются ли в темноте лазутчики Гадюки! Брат явно думал не об этом. Пройдя несколько сот шагов в сторону от лагеря, он кивком велел охране оставаться на месте, а сам свернул на еле заметную лесную тропинку.
Уладу стало интересно. Он понял — они не просто гуляют. У брата встреча, и встреча очень важная. Иначе не стоило бы покидать шатер и идти на ночь глядя так далеко. Интересно с кем? С кем-то из мятежников? Или… с самой Велгой? Это показалось невероятным, невозможным, но затем Улад внезапно захотел вновь увидеть девушку. Зачем — он и сам не понимал. Просто увидеть — и все. Или нет, не просто увидеть. Надо сказать ей, обязательно сказать. Они не договорили…
Тропа долго петляла между высоких старых деревьев и внезапно вынырнула на небольшую поляну. Посреди нее что-то чернело. Улад всмотрелся — землянка, небольшая, почти незаметная в темноте. Он бы и не увидел ее, если бы не костерок, горевший у порога.