– Ну не сердись, Аленушка, – тихо, как побитая собака, попросил он. – Я же хотел тебе угодить.
– Господи, – зарыдала я, – что же теперь будет?
Через несколько мгновений тягостных раздумий Джим встрепенулся и радостно произнес:
– Я знаю, что делать!
И он посвятил меня в свой план.
Надо вам сказать, что из нашей квартиры лестница вела прямо на крышу, и мы часто там загорали, пили вино, а по ночам смотрели на звезды. И вот теперь потащили по ней на крышу тяжелое, массивное кресло, пронося его как раз мимо окон обокраденного соседа. Там еще возилась полиция, тщательно изучая место преступления. Сейчас я с ужасом думаю о том, что было бы, глянь кто-либо из них в окно. Слава богу, этого не произошло. Мы благополучно перетащили злополучный антиквариат наверх, хотя я и не представляю, как у меня хватило на это сил.
Только мы избавились от улик, к нам в дверь опять позвонили. Вежливые полицейские прошли в коридор и попросили осмотреть квартиру. Мы, в прострации, согласились. Извинившись за беспокойство, наши визитеры краем глаза оглядели жилье и через минуту ушли.
Я посмотрела на Джима. Его наморщенный лоб выдавал невероятную работу мысли. Наконец его лицо просветлело.
– Вот что, – радостно произнес он, – надо его тащить назад, а то вдруг они заглянут на крышу, лестница-то только у нас, другие жильцы такого доступа на крышу не имеют, и тогда нас точно загребут. Как пить дать загребут. – И он хитро посмотрел на меня, вероятно, ожидая аплодисментов за свою изворотливость.
– Джим, я не смогу, – отчаянно проскулила я, с ужасом представив себе эту картину.
В общем, следующие полчаса мы на цыпочках тащили этот трон с крыши обратно в дом, стараясь при этом слиться со стеной и не издать ни шороха.
Радостно переведя дух после завершения садомазохистских упражнений, мы стали думать, что делать дальше. В тюрьму, понятное дело, не хотелось, обратно в СССР хотелось еще меньше, поэтому Джим решил все радикально. Более чем…
В три часа утра, запершись в ванной, он со слезами на глазах пилил пилой и рубил топором уникальную коллекционную мебель и выносил ее по частям на помойку в маленькой авоське, совершая воровские перебежки от квартиры до помойки и обратно. Надо вам сказать, кресло он распилил практически мгновенно.
На сей раз все окончилось благополучно. Полиция ничего не нашла, и, наверно, это был один из самых загадочных случаев воровства.
Джим потом долго передо мной извинялся, и я его простила, но как вы думаете, смогла я и дальше жить рядом с такой бомбой замедленного действия? Правильно, нет. И мне опять пришлось искать себе квартиру.
Расскажу-ка я вам одну историю. Причем взаправдашнюю, вернее, всамделишную. Ну, в общем, вы поняли. История эта о скрипке Страдивари.
Надо вам сказать, что мой дедушка, бывший полковник авиации, дружил с Гагариным, Терешковой и многими известными в то время людьми, которые имели прямое отношение к авиации и космонавтике. Он прошел всю войну, был в Берлине и повидал за эти боевые годы немало. Кроме того, родом он был из купцов, на бедность никогда не жаловавшихся, особенно до революции 1917 года. Успешно все распродав, под раскулачивание они не попали, а довольно-таки мирно жили в своё удовольствие, сохранив сбережения в Сбербанке.
Так вот, после смерти деда нам в наследство достались гараж и старая машина «ВАЗ-2110», которая благополучно проржавела в гараже двадцать лет из-за скупости моего деда. Остальное рачительно прибрала к своим заботливым ручкам его родная сестра, тетя Нюра, обделив при этом его родную дочь Алену (мою маму) и жену Елизавету Тимофеевну (мою бабушку). Сберкнижки с большими суммами денег, старинное золото, антикварную саблю и кортик. Но не будем вдаваться в подробности, прибрали – и на здоровье, счастья им это не принесло. Через несколько лет ее сын попал в аварию и много лет лежал парализованным.
Прошло лет восемнадцать с тех пор, как это наследство обрело своих хозяев. Конечно, я имею в виду гараж, ведь о чужих деньгах да кладах рассказывать не так интересно. Бабушка моя собралась ложиться на операцию по удалению щитовидной железы, а мама давно уже проживала в Америке и имела там гражданство, мужа, работу и некоторую известность в музыкальной среде.
Человек, ложащийся на операцию, всегда думает о том, что он смертен и произойти может все что угодно. Надеясь на благополучный исход, не стоит забывать о бренности нашего существования. Помните, как там у Булгакова? «Человек внезапно смертен…»
Позвала меня бабушка в гости и, закрыв все двери и окна, торжественным шепотом произнесла:
– Я хочу тебе доверить страшную тайну, внученька. (Ей-богу, так и было). В нашей семье есть клад. Поклянись хранить молчание и не говорить об этом ни одной живой душе.
– Клянусь, – сказала я, думая про себя, что старушка немного не в себе от страха перед операцией или по каким-то другим причинам, но тем не менее стало интересно. Какие такие тайны водятся в нашей семье?
– У нас в семье есть величайшая ценность – скрипка Страдивари.
С этими словами она начала разматывать странный кулек, завернутый в десятки газет, каких-то самостоятельно сшитых жалобных сумочек и тряпочек. Наконец на свет появилась скрипка, достаточно рассохшаяся, с порванными струнами и абсолютно невпечатляющая. Еще бы, пролежать в гараже лет сорок или больше, в таком неподходящем для нее климате, где постоянная смена температур, высокая влажность и вообще черт знает что. Как ни странно, присмотревшись поближе, я действительно обнаружила внутри скрипки надпись ANTONIO STRADIVARI. Это меня подкосило.
А скипочка-то действительно могла быть: дедуля всю войну прошел, мог и помародерствовать в разрушенном Берлине или еще где, да скрипочку-то и взять бесхозную, до воровства он не унизился бы, а так, зачем добру пропадать? Лежит себе где-то, гниет, хозяев нет и не предвидится. Может, конечно, истинной цены ей не знал (лежала бы она тогда в гараже!), а по привычке купеческой прихватил: в хозяйстве, мол, все пригодится!
Понятно, что с этим надо было долго и осторожно разбираться, но бабушка боялась обмана и не хотела ее (скрипку) оценивать. Кто знает: либо подменят, и ищи потом правды – ничего не докажешь, либо проследят и обворуют, если не зарежут – не за такие вещи убивали, а Страдивари о-го-го сколько стоит, только значки доллара в глазах мелькают, как у дядюшки Скруджа. Перевозить ее надо в Америку, там знаменитые аукционы, Sotbis, например, на которых права владельцев соблюдаются и меньше шансов, что тебя облапошат. Вот только как? На таможне остановят, и выцарапывай потом скрипочку… Не вернут же гады, ой не вернут!
Позвонила я маме, и ее муж, Арни, тут же решил ехать в Москву и пытаться что-то сделать. У американцев вера в свои возможности безгранична. Правда, они все законопослушны до одури, но это не распространяется на другие страны и на такие суммы.