— Пожалуй.

Мы играем в шеш-беш. Но, конечно, не в суетный Backgammon, совсем недавно придуманный каким-то англичанином. [11] Нам по сердцу «длинные нарды», древняя персидская игра, где поле уподобляется небу, движение фишек по кругу символизирует ход звезд, каждая половина доски, состоящая из двенадцати отметок для фишек, — двенадцать месяцев в году, двадцать четыре пункта равно числу часов в сутках, а тридцать шашек — число дней лунного месяца.

Именно то, что требуется.

Мы часто играем в нарды. А уж в марте не пропускаем ни одного дня. Может быть, потому, что в самом начале весны совершенно невозможно усидеть дома, а на улице уже через час становится зябко, самое время забиться в кресло в теплом сумрачном углу какого-нибудь кафе.

Впрочем, не «какого-нибудь». Место действия — это тоже очень важно.

Обычно мы играем в нарды в кафе «У ангела» на улице Ужупё — нам по душе их лаконичный интерьер, качество капучино, близость реки, вид из окон и соседство бронзового ангела, снисходительно взирающего на наши игры, пока мы столь же снисходительно взираем на него.

Нёхиси бросает кубики. Ду-беш, пять-пять. Прекрасное начало. Похоже, в этой партии удача будет на стороне Нёхиси, тут уж ничего не поделаешь. Утешением мне станет еще одна чашка капучино и рюмка грушевого коньяку. Много не потребуется, пятьдесят граммов этого нектара я могу растянуть на несколько неудачных партий. Но будем надеяться, до этого все же не дойдет.

Нёхиси по-прежнему отчаянно везет, а мне выпадает всякая ерунда; партия еще в самом разгаре, но уже ясно, что с солнышком можно попрощаться. На какое-то время.

Ставка в нашей с Нёхиси игре всегда одна и та же — погода. Единственный вопрос, по которому нам с Нёхиси никогда не договориться.

Я люблю тепло. Мне нравится солнце — в любое время года, даже летом, когда люди начинают хором жаловаться на жару, купаться среди бела дня в городских фонтанах и скорбно смотреть на небо в надежде увидеть там хоть намек на приближающуюся тучу.

А уж насколько я люблю солнце ранней весной — нет подходящих слов ни в одном из человеческих языков, чтобы описать мою страсть к этому светилу. Весной я развлекаюсь, подсчитывая расцветающие во дворах первые подснежники, пунктуально записываю результат и прикидываю — какая улица в этом году победит? Я праздную ледоход, выпивая по глотку грога из термоса на каждом городском мосту, включая безымянный полуразрушенный мост через Вильняле, от которого можно подняться наверх к улице Жвиргждино и Бернардинскому кладбищу; еще один глоток всякий раз непременно достается реке, чтобы ей веселее было делать тяжкую свою работу. Я рыщу по паркам в поисках синих пролесков, звонким свистом приветствую перелетных птиц и, когда никто не видит, целуюсь с набухающими древесными почками.

Нёхиси, напротив, по сердцу зима. Белый снег, скользкий лед, ломкий иней, пронзительный ветер, густые морозные туманы и долгие, на полдня, синие декабрьские сумерки. А еще затяжные осенние дожди, жгучие весенние заморозки, на худой конец, сойдут летние грозы — при условии, что небо будет плотно обложено тучами и станет темно, как ночью, на меньшее Нёхиси не согласится.

Нёхиси снимает последнюю шашку с доски, а у меня даже не все в доме. Если бы мы играли на деньги, пришлось бы платить двойную ставку. Но мы играем на погоду, поэтому оконные стекла уже звенят от ветра, на улице становится темно, как вечером, а на булыжную мостовую падают первые тяжелые крупные градины.

— А это не слишком? — спрашиваю я.

— В самый раз, — пожимает плечами Нёхиси.

Ну, честно говоря, да. Имеет право. Мне не спорить надо, а поскорее отыграться. Во дворе на Бокшто позавчера расцвели подснежники, и о них следует позаботиться. Предлагаю:

— Еще одну?

Нёхиси великодушно кивает. Град за окном сменяют крупные хлопья снега, который, впрочем, тает, едва коснувшись земли. Нёхиси меру знает.

В кафе пулей влетает мокрая до нитки, слегка побитая градом, но совершенно счастливая парочка. Рыжий, как предзакатное солнце, молодой человек первым делом избавляется от мокрой кепки, помогает своей спутнице снять пальто, кутает ее в полосатый плед. Они усаживаются у противоположного окна.

— Ну мы и попали, — громко говорит рыжий. — Вышли из дома весной, и вдруг опять наступила зима. По-моему, мартовской погодой управляют какие-то психи.

Нёхиси беззвучно хохочет, закрыв лицо руками. Я ухмыляюсь и кидаю кости.

Улица Чюрлёнё
M. Čurlionio g.
Чертов перец

Этот чертов перец притащил Ежи. Еще на прошлую квартиру, которая была на Жверинасе. Пер на себе через полгорода огромный горшок с землей, из которой торчал трогательный зеленый росток полутора сантиметров росту. Допер-таки, поставил на подоконник и твердо сказал: нельзя тебе совсем одной, в доме должен быть кто-то живой кроме тебя, не возьмешь растение — принесу кошку, ты меня знаешь, поэтому бери меньшее зло, пока дают.

О да, Сабина его знала. А потому дар приняла безропотно, только спросила, что это за хрень такая расчудесная, а Ежи ответил: «Понятия не имею, я каких только семечек туда ни закапывал, что выросло, то выросло, может, помидор, а может, мандарин, хотя на цитрус вроде не похож. Короче, поживем — увидим».

Сабина, конечно, хотела сказать: «У меня все растения дохнут, плохо им со мной, где мой конь пройдет, не растет трава, забыл?» Но промолчала. Что толку спорить, если горшок — вот он, уже здесь; лучший друг и практически старший брат, злодей, каких мало, упертый, как ослиный бог, принес его и водрузил на подоконник, значит, так тому и быть. «Может, действительно выживет, — думала Сабина. — Ну, вдруг. А буду съезжать — оставлю хозяевам».

Росток оказался не помидором и, конечно, не мандарином, а жгучим перцем. Он не просто выжил, но быстро разросся до состояния умеренно непроходимых джунглей и стал отличным компаньоном, неприхотливым и жизнерадостным, вечноцветущим, бесперебойно плодоносящим; Сабина сама не заметила, как завела привычку, проснувшись, сразу идти к подоконнику — что нового? И сожитель ее не подводил: то очередной зеленый перчик внезапно вспыхнет заалевшим бочком, то новый цветок откроется или, напротив, облетит, обнажив крошечную тугую завязь. «Еще бы чайник ставить по утрам научился, цены бы ему не было», — ворчала Сабина, когда Ежи заходил навестить их обоих, то есть практически каждый вечер. Растение так стойко переносило продолжительные засухи, то и дело наступавшие по вине рассеянной хозяйки, что Сабина в конце концов устыдилась и установила в телефоне напоминание: «Полей меня». На каждый день.