Замолчал. А Ярина вдруг поняла, отчего ей так плохо. Дивно, только во сне и вспомнила! Или во сне она совсем другая?
– Несущим Свет Люципера кличут. Сатану!
Сказала – и глаза закрыла. Будь что будет!
– Я – не Сатана, Ирина!
– Знаю!
Вскочила, бросилась к нему.
Остановилась.
Знает?
Четыре пальца на руке у Денницы. На другой… Шесть на другой! Так ведь видела она такое! Просто вспомнить не могла. А вот сейчас – вспомнила.
– Я пока – маленький мальчик, который очень быстро становится взрослым.
– Знаю.
На этот раз действительно – знала.
– Ты – брат Гриня-чумака. Чортово отродье…
…Морозная ночь, выстрелы у чумаковой хаты, кровь на снегу, конский топот…
«Братика… Братика увозят!»
Вот из-за кого все началось! Из-за кого все случилось!
И вдруг поняла – нет у нее злобы. И обиды нет.
Просто – страшно.
– Моя мать – простая селянка. Ее звали, как и тебя, – Ириной. Она умерла, чтобы дать мне жизнь. Отец – каф-Малах, ангел. Я не выбирал своих родителей, Несущая Мир. Но если б мог – выбрал бы их снова.
Она кивнула. Какой же нелюдь от батька с матерью откажется? И тут только поняла – ангел!
Ангел?
Обрадоваться бы ей. Да только не обрадовалась. Снова вспомнила…
«…Сатана, которого должно Противоречащим звать, Богу отнюдь не ворог. Или Иова Многострадального книгу не помнишь? «И был день, когда пришли Сыны Божии предстать пред Господа; между ними пришел и Сатана». Поняла? Пришел он среди ангелов, потому как сам – ангел! К Господу приходит и от него наказы получает!»
Будь ты проклят, Дикий Пан! Замутил душу!
– Чем я провинился, Несущая Мир?
Не знала, что ответить. В глаза ему посмотрела. Чистые были глаза.
– Ты… Ты ни в чем не виноват, Денница! Это я… Я…
Говорила – словами давилась. Но ведь не сможет она промолчать!
– Ведь чего в книжках написано? Будто был такой ангел, Богу первый помощник. Люципером его звали. Выше всех стоял, у самого божьего престола. А потом – загордился и ребелию против Господа устроил…
– …И за это его низвергли в ад, – кивнул Денница. – Читал! Мог бы я сказать, Ирина, что было все не так, что напутали сочинители те. Но не скажу. Не знаю.
– Как? – поразилась она. – Не знаешь? Но ведь будущее…
– Его еще нет. А я – только твой сон. Может, я стану таким, а может… Кто ведает? Прости. Я не буду больше смущать твой покой.
– Погоди! – заторопилась Ярина. – Погоди, Денница! Не уходи! Не уходи!
Поздно! Подернулся туманом зеленый лед, сизый сумрак задернул незнакомые звезды.
– Денница!..
Она одна – наедине с чужим страшным миром. Тишина звенела, отдавалась болью в висках, но вот послышался голос – тоже знакомый, тоже памятный.
– Вызволи меня, Ярина Логиновна! Вызволи-и-и!
И вдруг поняла панна сотникова, что держит она в руке ключ, а вот и замок пудовый…
– Вызволи!
– Яринка! Яринка!
Открыла глаза – засмеялась от радости. Хведир! Слава богу, минул сон!..
– Вставай, гости у нас!
* * *
На этот раз не толпа собралась у замка – войско. Комонные в светлой броне с пиками да мечами, пехота в панцирях, а вот и катапульту с телеги сгружают.
В центре луга уже разбивали шатер – огромный, многоцветный. Рядом с ним и штандарт вкопали: на зеленом поле – корона серебряная.
– То быстро спохватились, панове зацные, – хмыкнул Мыкола. – И трех дней не минуло. Видать, порядок у них в войске знатный!
В голосе лихого рубаки было немалое удивление – но и уважение тоже.
Оценил!
– Серебряная корона – это вроде как полковничий знак, – сообщила Ярина, вспомнив беседу с упырем-Мацапурой. – Только полковники у них по наследству чин получают.
– То хвеодализм, – Хведир важно поднял палец вверх. – Сиречь право ленное, за службу сугубо даваемое!
Девушка с опаской покосилась на пана бурсака. Опять! Сейчас про материи тонкие вспомнит да про блаженного Варсаву…
– Или пальнуть? – Мыкола выглянул из-за зубца, покачал головой. – Или жалко? Чего скажешь, Петро?
– Гы! – сообщил молчун, поглаживая гаковницу.
– От и я о том.
Между тем табор под стенами рос на глазах. Один за другим ставились шатры, воины, сняв панцири, бодро работали лопатами, копая ров и насыпая вал. Повозки расставляли, как и положено – кругом.
– Порядок ведают! – вновь одобрил Мыкола. – Да только без боя огненного долго им возиться придется… Ну и добре! А не позавтракать ли, пока они готовиться будут, а, Яринка?
Но позавтракать не пришлось. Из многоцветного шатра вышли трое – все в яркой броне. У одного – значок зеленый на пике, у другого – труба медная.
– Никак разговор будет? – предположил Хведир, свешиваясь вниз. – Вроде как сюда идут!
Пан бурсак не ошибся. И нескольких минут не прошло, как пропела труба – один раз, другой, третий…
Тут уже всем интересно стало. Чего скажут? На милость сдаваться предложат?
Так не на тех напали!
Трубач руку опустил, пан с зеленым значком вперед выступил.
– Господин Гоар, наместник Серебряного Венца, передает свой привет и наилучшие пожелания гарнизону крепости… фортеции Оход и поздравляет их с началом осады!
Все только рты раскрыли. Даже Ярина, больше иных в земле этой пожившая, и та вначале решила, что напутал невидимый толмач.
Или не напутал?
– Вроде как обычаи лыцарские, – предположил всезнайка-Хведир. – Читал я о таком в книжке одной. «Дон Кишот» называется.
– Ответь им, Яринка, – вздохнул Мыкола. – А то я того «Дон Кишота» и не осилил. На третьей странице заснул.
Ответить? Ярина даже растерялась. Но что?
А, все равно, лишь бы пышно звучало!
– Мыкола, пан зацный и моцный, роду шляхетного Енох-Валковских, фортеции Оход каштелян и всей округи хранитель и оберегатель, наместнику Гоару благодарность за поздравления передает и с тем же его гратулюет!
Потрудись, толмач невидимый!
Снизу молчали – видать переваривали. Хведир не выдержал – фыркнул. Мыкола же явно доволен остался, панне сотниковой подмигнул. Мол, знатно сказала, Яринка!
– Гоар, наместник Серебряного Венца, спрашивает господина Еношу Валковского, называющего себя каштеляном… каштеляном…