Мир существует давно. До него была Вечность. Что под этим подразумевается? Иносказание, двойной смысл, метафора? Допустим, возможно, вероятно, не исключено, быть может. Классический набор. Полный перечень уклончивых допущений, крутящихся в мозгу исследователя, занесшего авторучку над первой, чистой страницей лабораторного журнала. Если сравнивать нашу работу с работой хирургов, как это любят делать иные журналисты, то мы очень несчастные хирурги – мы не знаем, каким недугом страдает распростертый под резким светом бестеневых ламп пациент, какой инструмент пускать в дело первым и есть ли вообще смысл резать. К тому же в девяти случаях из десяти пациент оказывается невидимым.
Я поднял руку, и рядом со мной остановился броневик под номером четырнадцать. За ним тоже волоклись трупы. Попахивает средневековьем, но откуда я знаю – обоснована эта жестокость или нет. В особенности если дома у марсианина которую тысячу лет царят покой и благодать…
Лязгнула крышка люка, выглянуло усталое лицо с изжеванным окурком в углу широкого рта.
– В чем дело? – спросил он ватным голосом.
– Подвезите до города, – сказал я.
Он выплюнул окурок и сказал вниз, в люк:
– Ребята, дверь откройте, там человеку до города.
Распахнулась толстая квадратная дверь, и я, согнувшись, пролез внутрь. Там было тесно и темновато. На железных скамейках вдоль стен сидели человек восемь, а между ними на ребристом полу лежало что-то длинное, плоское, прикрытое старым брезентом в заскорузлых кровяных пятнах, и из-под его края торчали обращенные к потолку, к тусклой желтой лампочке носки тяжелых форменных ботинок. Это было знакомо. В свое время мне не раз случалось видеть, как из-под брезента на полу вертолета или броневика с голубой эмблемой вооруженных сил ООН торчат форменные ботинки, почти такие же, как эти… – Здравствуйте, – сказал я, оглядываясь. Двое что-то пробурчали, остальные и ухом не повели. Крайний подвинулся, упорно не глядя на меня, я присел на краешек холодной скамейки…
…Больно… или только кажется, что больно, но кто я, где я, и что кажется, а что…
Погода была прекрасная. Солнце и Даллас.
Джекки была очаровательна, как всегда. Линдон, как обычно, смахивал на протестантского пастора. Коннэлли в роли радушного хозяина был просто великолепен. Тень Эдмунда Раффина растворилась в солнечном свете, и мотив «Дикси» был на время забыт.
– Выключи ты этот чертов ящик, – сказал я Джону.
– Мешает?
– Не могу сосредоточиться. Скучно. Президент торжественно следует, сопровождаемый криками и цветами. Из этого ничего не выжать.
– Запихни рекламу, – сказала Джейн. – Чьи там шины на его лимузине, «Данлоп»?
– Уволь, девочка, – сказал я. – Такими штучками пусть пробавляется какой-нибудь щенок из занюханной «Кроникл» в каком-нибудь городишке, где жителей меньше, чем букв в его названии.
Джон уселся на подоконник, зажав в потной лапище бокал. Я знал, что на него сейчас накатит, и не ошибся.
– Боже всеблагий, какое неподходящее занятие для великого Купера, певца битв и переворотов… – зачастил он. – Купер везде, где бахает и бухает, где негры стреляют в негров или желтые – в желтых. Там его место, и когда его посылают освещать визит президента в жаркий и пыльный штат, Купера это оскорбляет до глубины души…
Джейн сказала:
– Не иначе шеф надеялся, что станут стрелять и здесь.
– Рой, ты остолоп! – рявкнул Джон с подоконника. – Ты потерял великолепную возможность отхватить Пулитцеровскую премию. Нужно было нанять какого-нибудь безработного пальнуть по кортежу. Холостыми патронами, разумеется. Когда покушавшегося схватят, он выложит на следствии, что в него вселилась душа Бута, а вселил эту душу сосед-коммунист. Потрясающий спектакль обеспечен.
– Что же ты сам не додумался? – лениво спросил я. Все мне осточертело: его полупьяная рожа, чувственная южаночка Джейн, и Даллас, и президент, и сам я себе осточертел. В этой поездке я видел желанное избавление от хандры, но не получилось.
– Эх, если бы это мне раньше в голову пришло… – сказал этот зануда. – Опоздал…
Вошел Хэйвуд, веселый, свеженький, живая иллюстрация к образу Преуспевающего Газетчика – масса обаяния, тщательно отмеренное дружелюбие, спортивная фигура и никаких принципов.
– Куда ты опять опоздал? – спросил он с порога.
– В шутку совершить покушение на президента.
– Ну, это вполне в твоем духе – в шутку совершить покушение на президента…
Клинт Хилл еще не разбил кулаки о багажник «линкольна». Линдон оставался вице-президентом. Ничего еще не случилось, мир был благолепен и нелеп, как всегда. Ари Онассис еще не спал с Джекки, все мы были моложе на одно убийство, и моложе на одну иллюзию, и моложе на одно разочарование. Сайгон оставался Сайгоном, и Марине Освальд еще не платили бешеных денег за письма Ли.
– Я говорю об инсценировке покушения. Ради хлесткого репортажа.
– Ну, слава богу. Я было хотел информировать секретную службу. Агент Москвы Джон Мак-Тавиш, свой человек в Гаване.
– Поди ты, – сказал Джон. – Может быть, мы получим сенсацию бесплатно.
– Думаешь, кто-нибудь станет стрелять?
– От этих южан всего можно ожидать. Джейн, лапочка, к тебе это, понятно, не относится. Выскочит какой-нибудь болван в шестигаллонном стетсоне и с вытатуированной на пузе рожей генерала Ли, смертельно разобиженный ранением своего прадеда под Шайлоу…
– А охрана?
– Но зачем убийце протискиваться сквозь толпу? Снайпер с какой-нибудь крыши. Между прочим, Джону советовали поставить пуленепробиваемый колпак. Он героически отказался. Так вот, снайпер-одиночка – это проблематично. Для гарантии – трое или четверо, перекрестный огонь. Для полного удобства заблаговременно приготовлен козел отпущения.
– Великолепно, – сказал я. – Напиши книгу «Как я не убил президента».
– Да бросьте вы, – сказала Джейн. – Это цинично, в конце концов.
– Девочка, репортер и должен быть циником, – Хэйвуд откровенно пялился на ее ножки. – Мертвый президент – еще один труп, и только.
– К тому же статистика на нашей стороне, – сказал я. – Я никогда не был мистиком, но недавно шутки ради составил прелюбопытнейшую таблицу. Рекомендую ее собравшимся. За последние сто двадцать лет все президенты США, избиравшиеся на этот пост в год, делящийся на двадцать, рано или поздно погибали от руки убийцы или умирали на посту. Считайте.
1840-й – президент Гаррисон скончался от воспаления легких спустя месяц после инаугурации.
1860-й – президент Линкольн убит спустя месяц после избрания на второй срок.