– Думать, – посоветовал Петр, – ты должен сидеть и думать, что именно им от тебя нужно и где это может быть спрятано. Вспомни, может быть, отец тебе о чем-то таком говорил. Или намекал. Может быть, у него осталась какая-то вещь, привезенная после войны. Такое возможно?

– Нет, – ответил Анатолий, – отца арестовали в сорок восьмом, и все его вещи тогда конфисковали. Из квартиры их выселили. Моя бабушка и младший брат отца переехали совсем в другой район. В Чекаловку. Там они и жили восемь лет, пока отец не вернулся. Сначала он с ними поселился в их двухкомнатной избушке, а потом получил одокомнатную квартиру как реабилитированный ветеран. Бабушка умерла еще в шестьдесят девятом, а дядя совсем недавно. Когда отца арестовали, его младший брат пошел работать, в четырнадцать лет. На завод. Тогда не очень соблюдали правила санитарной гигиены. Время после войны, мужчин не хватало. У них с отцом была разница в восемь лет. В сорок восьмом ему было четырнадцать, – повторил Анатолий, – а в пятьдесят он уже стал инвалидом. У него были больные почки и больные легкие. Мы иногда к нему ездили, когда я еще учился в школе. Дядя жил очень бедно, и мой отец ему всегда помогал. Дядя умер полтора года назад, не дотянув до шестидесяти. Я тогда был у него дома. Абсолютная и беспросветная нищета. Нет, у моего отца никогда не было никакого имущества.

Они вышли из соседской квартиры, поднимаясь наверх. Анатолий остановился, ударил кулаком по стене.

– Как будто все во сне происходит, – признался он, – не могу понять, как такое вообще могло с нами случиться.

– Нужно взять себя в руки, – посоветовал Петр, – сядем вместе и все продумаем. Нужно понять, что им нужно. Ты бы спросил, чего они хотят.

– Он все твердил «отдай» и ничего не говорил, – раздраженно ответил Анатолий.

– Я бы на твоем месте попытался успокоиться и проанализировать все, что они тебе сказали. Все, что ты узнал. Может быть, ты что-то поймешь. Или вспомнишь. Может быть, есть у вас какой-то семейный секрет, которого ты не знал.

– У нас в семье не могло быть такого секрета, – вздохнул Анатолий.

Они поднялись в квартиру. Следующие несколько часов прошли в мучительных раздумьях. Несколько раз звонил Семен. Приехала Олеся, которая сначала разрыдалась, а потом устроила истерику, требуя вернуть ее мать. Степан с трудом ее успокоил. К вечеру стало ясно, что ничего нового придумать не удастся. Анатолий спустился к соседке, чтобы самому поговорить с неизвестным похитителем, когда тот позвонит. В восьмом часу вечера раздался звонок. Анатолий сам снял трубку.

– Слушаю, – сказал он немного дрогнувшим голосом.

– Ты уже подумал? – спросил все тот же незнакомец.

– Послушайте. Будьте благоразумны. Я не понимаю и не знаю, что именно вам нужно. У меня ничего нет. Я согласен отдать вам все, чтó вы скажете, но только скажите, что именно вам нужно. Алло, вы меня слышите?..

– Ты не знаешь?

– Не знаю! – закричал Анатолий. – Клянусь богом, не знаю. Как еще поклясться вам, что у нас ничего нет? Вы ошиблись. Клянусь памятью моего погибшего отца. Нет у нас ничего, что могло бы вас интересовать. Скажите, что вам нужно…

На другом конце молчали. Долго молчали. Почти целую минуту. Анатолий даже подумал, что они успели повесить трубку.

– Алло, вы меня слышите? – нервно спросил он.

– Тебе отец ничего не говорил? – уточнил позвонивший.

– Ничего. Ничего не говорил. Я вообще не понимаю, о чем идет речь. Алло, вы слышите?..

Позвонивший повесил трубку. Анатолий едва не бросил аппарат в стену. Он положил трубку и взглянул на стоявших рядом Петра Палийчука и майора Загребина.

– Кажется, они мне не поверили, – глухо произнес он. – Бедная мама. Я убью их, если с ее головы упадет хоть один волосок.

– Сначала их нужно найти, – рассудительно сказал майор Загребин, – только мне непонятно, как они могут так ошибаться. Они ведь уверены, что у вас есть нечто такое, что может их заинтересовать.

– Я бы сейчас все отдал, чтобы вернуть мать, – простонал Анатолий.

Он поднялся и вышел из этой квартиры. Испуганная соседка и ее внучка проводили его долгими взглядами. У себя в квартире он уселся на кухне и вдруг разрыдался. Он не плакал, когда получил известие о трагической аварии с отцом, не плакал, когда хоронил его, не плакал, когда вернулся домой. А сейчас неожиданно заплакал, словно вся накопившаяся боль неожиданно выплеснулась. Здесь было и непонимание того, что происходит. И страх за мать, которую забрали неизвестные подонки. И гнев бессилия, когда он ничем не мог ей помочь. И отчаяние из-за того простого факта, что он просто не понимал, что именно с ними происходит.

Потом он долго сидел, отрешенно глядя в окно. Так прошло около трех часов. Неожиданно в другой комнате раздался шум, послышались чьи-то шаги, радостные восклицания. Он не шевелился. Кто-то вошел в комнату, направляясь к нему. Он закрыл глаза, подготовив себя к самому худшему.

– Толик, – услышал он над собой знакомый голос матери и почувствовал на себе ее руку. Ошибиться было невозможно. Он знал ее руку, знал, как привычно она лохматит его волосы. Анатолий открыл глаза. Рядом с ним стояла его мать. Она как будто похудела за этот день, стала еще более печальной и высохшей. Но она смотрела на сына и улыбалась.

– Мама, – обнял он ее и во второй раз заплакал, – мама, как хорошо, что ты вернулась.

Потом были долгие разговоры с сотрудниками прокуратуры и милиции. Все не могли понять, что именно произошло. С одной стороны, такое упорное преследование семьи Гудниченко, когда грабители шли на любые действия, чтобы добиться своего. А с другой – они отпустили захваченную заложницу, не выставляя никаких условий, не обговорив ничего для собственной выгоды. Никто не мог понять, что именно произошло. Мать тоже не могла ничего внятного объяснить. В доме появились какие-то люди, которые предложили ей проехать в другое место, где ее будут ждать дети. Она собралась и поехала вместе с незнакомцами. Ее держали в какой-то квартире, дважды за день покормили. Затем посадили в машину и привезли домой. Никто у нее ничего не спрашивал.

Оставалось только прийти к выводу, что бандиты действительно ошиблись, приняв погибшего Гудниченко за кого-то другого. Таково было общее мнение сотрудников прокуратуры и милиции. Через два дня Анатолий улетел в Москву – ему нужно было выходить на работу. Он даже не предполагал, что еще через две недели снова вернется в Киев, чтобы сделать самое страшное открытие в своей жизни…

Глава 5

Вернувшись в Москву, он приступил к обычной работе. В эти августовские дни девяносто первого года Минфин лихорадило сильнее, чем все остальные министерства. Сказывались перебои с поступлениями денег, выплатами зарплат, пенсий. Уже начали появляться фальшивые чеченские авизо, которые обходились казне в миллионы и миллиарды рублей, когда за ничего не значащие бумажки с печатями приходилось выплачивать реальные деньги. На экономике страны начали сказываться и миллиарды рублей, обналичиваемых через различные кооперативы и частные хозяйства, уже разрешенные в Советском Союзе.