— И себя тоже, прикидывая, идет ли ему жемчужное колье. У меня большое искушение посоветовать вам подарить это колье супругу, раз вы хотели от него избавиться, но я не знаю, какой он сделает вывод из вашего подарка, потому что семейные драгоценности — последнее, с чем расстаются люди. Пока оставим его «выздоравливать». Присутствие его немного обременительно, но в целом вполне терпимо. А мы тем временем постараемся все-таки разузнать, какая сумма ему так срочно и настоятельно понадобилась. Никогда не следует торопиться, а в денежных делах особенно.
На том они и порешили.
* * *
Граф еще несколько дней пролежал в постели. Шарлотта навестила его пару раз, говорила о вещах самых невинных, избегая касаться волнующих Адемара тем. Мадемуазель Леони поручила Матильде выведать у Анатоля, каков нрав и характер у его хозяина. Больших усилий прилагать не пришлось: Анатоль мало что мог сказать. Он был незлобивым нормандцем с коровьими глазами и своего существования ничем не отягощал: был доволен своей службой и привязан к господину, с которым вырос и который обращался с ним по-доброму. Больше всего Анатоль любил вкусно поесть и хорошенько выпить, и аппетит ему пока не изменял.
С Матильдой, своей главной кормилицей, он беседовал охотно, но выяснила Матильда только то, что хозяин его — добрый малый, слегка помешанный на побрякушках, безделушках, бантах и нарядах, однако и мухи никогда не обидит.
Отзыв звучал утешительно, но можно ли было доверять недалекому пареньку, которому, возможно, и в голову не приходило, что любезные и приятные на вид люди могут таить в своей голове самые черные замыслы.
Проведя две недели в розовом коконе и почувствовав себя в нем легко и уютно, граф решил все-таки выпорхнуть и пообедать «со своими дамами», как сообщил Шарлотте однажды утром Анатоль. Шарлотта, как обычно, была в библиотеке. Она, наконец-то справившись с царившим там хаосом, сидела и читала только что принесенное курьером письмо, когда на пороге появился ее супруг. Шарлотта подняла голову и улыбнулась ему.
— Подождите минутку. Я дочитаю письмо от герцогини Орлеанской. Присядьте вот сюда.
Но граф не пожелал сесть, он встал за спиной Шарлотты и достал лорнет, собираясь читать письмо из-за ее плеча.
— Так, так. И что же она пишет? Шарлотта прижала письмо к груди.
— Пишет о том, что касается только меня. Единственное, что я могу вам сообщить: герцогиня хочет видеть меня на свадьбе своей падчерицы.
— А обо мне она пишет? Я хочу сказать, что приглашение касается нас обоих, я правильно понимаю?
— Вы ошибаетесь. Принцесса, я уверена, и не подозревает, что вы находитесь в Сен-Жермене. Похоже, ваш друг шевалье де Лоррен умеет хранить секреты.
Граф принялся мерить шагами просторную комнату, вертя в руках лорнет и обиженно сопя.
— Я не просил его делать из этого секрет!
— Что нового он вам сообщил? — осведомилась Шарлотта, прекрасно зная, что граф не получал никакой почты.
— Ничего, и теперь мы с вами в нелепейшем положении: вы приглашены на свадьбу, а я, ваш супруг, на нее не приглашен!
— А зачем вам нужно приглашение?
— То есть как?!
— Но ведь вы по-прежнему состоите в свите Его королевского высочества, более того, входите в круг его близких друзей, и значит, само собой разумеется, должны присутствовать на свадьбе. Разве вам присылали приглашение, когда принцесса Мария-Луиза выходила замуж за испанского короля? А сюда вас отправили подлечиться, а не в изгнание, не так ли?
Граф остановился и застыл, похлопывая себя по щеке лорнетом. Он по-прежнему походил на обиженного петушка, но лицо у него посветлело.
— Вы тысячу раз правы, дорогая! Значит, мы оба идем на свадьбу! — довольно заявил он.
Но спустя минуту покоя как не бывало.
— Однако приходится вернуться к тому, на чем мы остановились неделю назад, — встревоженно заговорил граф. — Разве можно появиться на этой королевской свадьбе одетым по прошлогодней моде?
— В самом деле, мы снова «вернулись к нашим баранам»!
Шарлотта прекрасно знала, что вопроса о деньгах избежать не удастся, и про себя несколько раз удивлялась, почему он до сих пор не возникает. Но сейчас ей почему-то захотелось немного пошутить.
— С другой стороны, вас никто не обязывает идти на эту свадьбу. Вы так больны, и я, как преданная жена, конечно, тоже не отправлюсь развлекаться, когда мой супруг чуть ли не при смерти.
Адемар с испугом воскликнул:
— Что вы говорите?! Оскорбить герцогиню, отказавшись разделить с ней событие такой величайшей важности?
— Ничего страшного. У герцогини доброе сердце, и она прекрасно меня знает. Я уверена, что она не станет строго судить меня. Завтра я напишу ей и все объясню.
— Вы сумасшедшая, честное слово! Вы прекрасно знаете, как герцогиня ценит свое положение королевской невестки и как чувствительна к положенным ей почестям. Она никогда не простит вам отказа!
— Спорим, что простит!
Адемар стал краснее красных бантов, которыми так удачно украсил свой черный парик.
— А я говорю вам, что не простит! Не забывайте, что вы носите мое имя и поэтому обязаны меня слушаться. К тому же...
— Сядьте, пожалуйста...
— Чтобы я... — он был смущен холодностью тона.
— Да, вы непременно сядете. Нам нужно поговорить, и мне не хотелось бы, чтобы вы мелькали у меня перед глазами. У меня голова закружилась.
Граф машинально повиновался.
— Вы не скрыли от меня, что нуждаетесь в деньгах. Сколько вам нужно, чтобы вернуться ко двору герцога Орлеанского?
— Три тысячи ливров... позволили бы мне расплатиться с самыми срочными...
Услышав конец фразы, Шарлотта нахмурилась. Яснее ясного, что новые просьбы о деньгах не заставят себя ждать.
— Позволили бы вам расплатиться с самыми срочными долгами и заказать новые наряды, я вас правильно поняла?
— Да. Еще мне хотелось бы как-то избежать трат на дорогостоящие новые украшения, какие принято носить у герцога и моего друга шевалье де Лоррена... И знаете, что пришло мне в голову? У меня появилась идея! — И он поднял палец вверх, словно идею ему внушил Святой Дух.
— Какая же?
— А почему, собственно, вы не носите своих фамильных драгоценностей?
— Фамильных драгоценностей? Почти все они лежат у вас в спальне, потому что принадлежали моей матери. Можете ими пользоваться, — разрешила Шарлотта с едва заметным оттенком презрения.
— Считая откровенность достоинством в отношениях между супругами, я хотел бы еще, дорогая, поговорить о драгоценных камнях, которые ваш отец привез в молодости из Голконды.