— Но он и мне страшно нравился! — возопил де Сен-Форжа.
— Я поставил его у себя в спальне, и ты можешь любоваться им, сколько захочешь, — великодушно разрешил шевалье, утешая друга. — Думаю, ты не против, что я получил небольшое вознаграждение за такую тяжелую работу?
Откровенность шевалье поразила даже легковерного Адемара. К тому же шкафчик был так хорош, в нем так удобно разместились бы все драгоценности, письма и множество мелочей, которые были дороги сердцу графа... Новый удар судьбы пробудил в Адемаре ужасное подозрение.
— Теперь я не уверен, что ты не прикарманил и бриллиант! Я тебя знаю, он должен был тебе понравиться куда больше, чем шкафчик!
Улыбка исчезла с лица де Лоррена. Страдальческая морщинка перерезала прекрасный белый лоб.
— Ты усомнился во мне, в своем самом старинном друге? Во мне, который всегда тебе помогал и склонил к этому браку?
— Этот брак должен не разорять меня, а поправить мое состояние!
— Разумеется! Так давай все расставим по местам. Признай, что твоя жена не разорилась оттого, что у нее унесли серебро, попортили мебель и прихватили ливров пятьсот, лежавших в ящике? Ее нотариус быстренько восстановит все потери, и как только ее не станет, а в этой семье, как ты заметил, есть традиция уходить из жизни довольно рано, в утешение тебе достанется солидное наследство.
Последняя капля переполнила чашу, и ягненок превратился если не во льва, то в кусачую собачку.
— Да как ты смеешь! Довольно того, что было! И думать не смей ни о чем подобном! Я тебе запрещаю! Она славная девушка, и я к ней... привязан! Даю тебе слово дворянина, что если с ней случится несчастье, я пойду к королю и расскажу ему обо всем!
— Ты с ума сошел! Ты погубишь себя, а не меня. Ментенонша — моя должница.
— Вполне возможно, но и ты ничего не выиграешь. Насколько я знаю, ты не мой наследник. После моей смерти мое имущество — если у меня еще останется имущество — отойдет короне, потому что детей у меня нет. Итак, я требую слова лотарингского принца, что с моей женой ничего не случится! По крайней мере, по твоей вине!
— Успокойся, ради бога! Даю тебе слово и поверь, все это было пустой болтовней. Меня интересует только распроклятый бриллиант!
— Который, по твоему предположению, находится в Сен-Жермене, в чем лично я начинаю сомневаться.
— А я ничуть не сомневаюсь! Я чувствую, что он не покидал особняка Фонтенаков! У меня на драгоценные камни особое чутье.
— И что же ты предлагаешь?
— Чтобы ты снова вернулся под семейный кров. Разумеется, когда дом будет приведен в порядок и там снова можно будет жить. Мне кажется вполне естественным, что ты захочешь поддержать свою супругу после перенесенных ею испытаний. Терять тебе нечего, свадьба позади, король собирается в путешествие, двор разбредется чуть ли не на полтора месяца, герцог Орлеанский намерен отправиться в Фонтенбло, чтобы заняться своими коллекциями. Вы вполне можете поиграть в предупредительных супругов.
* * *
Господин де ла Рейни посоветовал Шарлотте и мадемуазель Леони пожить, пока работники будут восстанавливать и отделывать их дом, на постоялом дворе «Славный король Генрих», где им, конечно же, отведут самые лучшие комнаты. Дамы согласились последовать его совету. Мадемуазель Леони, просидев целую ночь связанной на стуле, всерьез нуждалась в удобной постели и покое.
Хозяин постоялого двора Грелье действительно поселил их в самых лучших комнатах, смотревших окнами на королевский замок. Он окружил трогательной заботой дочь и родственницу покойного градоправителя. Еду им подавали прямо в комнаты, чтобы оградить их от встреч с другими постояльцами, а всем слугам было строго-настрого запрещено отвечать на любые вопросы относительно двух этих дам.
Альбан Делаланд оставил им для услуг своего помощника Жакмена Безуши. Он должен был сопровождать дам при выходах в город и оберегать их от любых случайностей.
А в особняке Фонтенаков в это время все работали не покладая рук. Спустя неделю там уже можно было жить. Мебель была приведена в порядок и расставлена по местам. Стены обиты заново, ковры вычищены, комнаты обрели прежний вид. Беспорядок царил только в библиотеке. Шарлотта распорядилась ее не трогать, собираясь заняться ею сама вместе с кузиной Леони, потому что никто лучше них не знал, в каком порядке стояли книги. Как только хозяйки вернулись домой, они немедленно принялись за работу, прилежно, аккуратно, но без спешки, прекрасно понимая, что поспешность в этом деле не поможет, а только утомит их.
Больше всего радости им обеим доставлял сад. Он был невелик, но весна щедро одарила его душистыми гроздьями сирени, уже начавшими отцветать. Несколько раскидистых деревьев, одевшихся свежей листвой, обещали в будущем образовать тенистый уголок, но большая его часть, которую засадил сам Юбер де Фонтенак, вернувшись из Индии, была отведена розам, причем самым редкими красивым сортам. Цветущий и благоухающий сад стал гордостью садовника Фрелона, художника по натуре, и наслаждением для Шарлотты и Леони.
Однажды днем, приведя в порядок целый книжный шкаф, Шарлотта отправилась отдохнуть под липы, прихватив с собой книжку. Но ей не читалось. Легкий ветерок весело шелестел листьями, пчелы гудели, ища цветок послаще, и Шарлотта забылась в пронизанном солнцем цветущем раю. Она огорченно нахмурилась, увидев, что к ней бежит Мерлэн, растеряв всю присущую ему солидную важность. Не иначе как визит. Шарлотта даже припомнила, что вроде бы слышала, как отворялись ворота.
— Что случилось, Мерлэн?
— Господин... господин граф де Брекур просит разрешения поговорить с госпожой графиней.
— Граф де Брекур?
— Да, мадам. Что ответить? Сказать, что вы больны?
— Ни в коем случае! Если отговориться болезнью, вероятнее всего, он приедет через несколько дней. Нет, Мерлэн, идите и приведите его сюда. Я приму его здесь.
Шарлотта внезапно почувствовала, что у нее перехватило горло, и перевела дыхание. Теперь ее душила не обида, а гнев. Она вспомнила их последнюю встречу. Шарль де Брекур обошелся с ней недостойно, он чуть ли не впрямую обвинил ее в гибели своей матери, любимой крестной Шарлотты, а саму Шарлотту назвал незаконнорожденной, потому что баронесса обманывала мужа неведомо с кем. И теперь он осмеливается переступить порог ее дома? Какие низкие обвинения он заготовил для нее на этот раз?
Увидев Шарля, появившегося в конце аллеи, Шарлотта отметила, что он ничуть не изменился. Та же безупречная строгая элегантность, то же холодное красивое лицо. Изменилась только походка. Он, очевидно, был ранен и утратил то гибкое покачивание, присущее морякам, привыкшим ходить по корабельным палубам и справляться с качкой. Теперь Шарль припадал на одну ногу, ходил с тростью, но не опирался на нее всей тяжестью, а отставлял с легкой небрежностью.
Остановившись напротив Шарлотты, он поклонился ей, коснувшись земли черными перьями шляпы. Она ответила на его почтительное приветствие легким кивком, не встала ему навстречу, не пригласила его сесть.