— Извольте замолчать! Честь молодой женщины не предмет для шуток!
— Но я не шучу, я пытаюсь разобраться в ситуации.
— Я тоже пытаюсь, но, быть может, у нас обоих разыгралось воображение? Ментенон — дама не первой молодости и могла просто-напросто заболеть. Стоит нестерпимая жара, и в воздухе явно пахнет грозой...
— Не спешите, не спешите! Вы плохо разбираетесь и женщинах, особенно такого сорта! Если бы король был здесь, она непременно находилась бы рядом, даже если была бы при смерти. Я хоть и не бываю при дворе, но зато читаю газеты и, стараясь быть и курсе событий, захожу иной раз в кабачок...
— Посещаете злачные места? Только этого не хватало!
От насмешливой улыбки длинный нос Сенфуэна дю Булюа приблизился к острому подбородку.
— Дорогая Леони, — весело начал он, — никогда не поверю, что стаканчик-другой вина или чего-нибудь покрепче, пропущенные в кабачке, могут вас привести в негодование. Пить там не более предосудительно, чем дома, но зато в веселой компании можно узнать все новости. Лучше скажите, что мы теперь будем делать?
— Вернемся на улицу Ботрей, разумеется! Но вы знаете... мне пришла в голову одна мысль!
— Она точно вас не покинет, если вы поделитесь ею со мной, — пообещал Исидор, ободряя пожилую даму.
— А что, если я попрошу аудиенции у герцогини Орлеанской? Шарлотта много лет была у нее на службе, а сама она дружила с королевой. Вы сами видели, как она плакала на похоронах. К тому же я дама знатного происхождения, — добавила мадемуазель Леони, гордо выпрямляя спину. — Для нее не будет унизительным принять меня.
— Она приняла бы вас в любом случае! Герцогиня Елизавета — добрейший человек и самая доступная из королевской знати. Мы проедем с вами через Пале-Рояль и узнаем, там ли герцогиня.
— А если она не в Париже?
— Заедем перекусить в хорошую харчевню — заметьте, я не говорю о кабачке, — и отправимся в Сен-Клу. Хотя не скрою от вас, что я предпочел бы, чтобы вы встретились в Париже.
— Почему?
— Потому что и герцогиня, и герцог охотно выслушивают парижан, они доверяют им, чувствуют с ними связь, в противоположность королю, который их боится и презирает.
Самым трудным оказалось отыскать карету. Не только церковь, но и близлежащие улицы были запружены народом. Панихида длилась так долго, что вокруг церкви собралась большая толпа желающих помолиться за королеву. В конце концов разыскать карету им помог Фромантен. Он отвел лошадей в тупик, взгромоздился на каменную тумбу на углу улицы и принялся махать руками, подавая знак хозяину. Мадемуазель Леони со вздохом облегчения опустилась на подушки сиденья. Однако их неприятности на этом не кончились. Выбраться из толпы тоже оказалось немалым подвигом, и, когда они доехали до улицы Ботрей, было уже одиннадцать часов вечера.
На следующий день, когда мадемуазель Леони приехала в Пале-Рояль, ее ожидало серьезное огорчение. Герцог и герцогиня Орлеанские уехали, но не в Сен-Клу, что было бы еще не так непоправимо, а в свой замок в Виллер-Котре. В чудесных лесах этой местности герцогиня Елизавета страстно любила охотиться. Но до Виллер-Котре мадемуазель Леони уж точно не могла добраться. А после охоты в имении семейная чета должна была отправиться в Фонтенбло. Так что снова приходилось ждать.
Погруженная в невеселые мысли, Леони снова уселась и карету, которую ей любезно предоставил господин Исидор, и вдруг заметила своего домовладельца. Альбан стоял у решетки дворца и оживленно беседовал со своим начальником, господином де ла Рейни. Глава королевской полиции, внушавший парижанам немалый страх, считался самым осведомленным человеком во Франции, и мадемуазель Леони вдруг подумала, что и она не отказалась бы с ним побеседовать, тем более что сама имела случай убедиться в том, насколько он проницателен и сведущ. Но присутствие Альбана ей сильно мешало, ведь она поклялась ему никогда больше не произносить при нем имени Шарлотты. Леони была привязана к молодому человеку и дорожила своим положением у него в доме, поэтому она не решилась нарушить данную ему клятву, да еще таким вопиющим образом. Разумеется, она могла бы сама съездить в Шатле и попросить де ла Рейни о встрече, но Альбан снова мог оказаться там и, конечно же, воспринял бы ее настойчивость крайне болезненно и неодобрительно.
Леони затихла, не двигаясь, в карете и смотрела на двух беседующих мужчин. Наконец Фромантен, которому надоело сидеть на козлах без дела, наклонился к окошечку и спросил:
— Куда поедем, мадемуазель?
— Сама не знаю! Герцогиня Орлеанская уехала в Виллер-Котре, а я неподалеку от нас вижу господина де ла Рейни и очень бы хотела обменяться с ним парой словечек, но...
— Вас смущает присутствие господина Делаланда! Смотрите-ка, они продолжают говорить и вместе уходят, а раз так, я осмелюсь кое-что предложить мадемуазель. Конечно, если она мне позволит.
— Говорите не стесняясь, Фромантен.
— Господин Делаланд не так хорошо знаком с моим хозяином, как вы, мадемуазель. И, вполне возможно, ничего не заподозрит, если увидит в Шатле господина дю Булюа. А если хозяин туда съездит...
— Вы совершенно правы, Фромантен, и я сама должна была бы до этого додуматься. Старею! — заключила она с печальным вздохом. — Трогайте, пожалуйста, едем домой.
Мадемуазель Леони поговорила с господином Исидором, и предложение было встречено тем более благожелательно, что сам господин Исидор тоже об этом думал, но не решался предпринимать никаких действий без одобрения мадемуазель Леони. Как никак Шарлотта была ее родственницей, а он, хоть и сохранил чудесные воспоминания о путешествии с двумя юными фрейлинами, которых отозвали из Испании во Францию, никогда бы не посмел вмешаться в семейные заботы мадемуазель Леони из опасения, что она может счесть его наглецом и нахалом. Из чего явствует, что он весьма дорожил отношениями с мадемуазель Леони...
Получив весьма важное поручение, господин Исидор на следующий же день после полудня отправился и Шатле. Там он осведомился, на месте ли господин де ла Рейни, и, получив утвердительный ответ и убедившись, что месье Делаланд отсутствует, послал ему коротенькую записку с просьбой его принять. Из богатого дипломатического опыта он знал, что сильным мира сего нужно в первую очередь выказывать почтение. Несколько минут спустя его ввели в кабинет всемогущего главы французской полиции, отделанный в средневековом стиле.
Де ла Рейни стоял перед пюпитром, он отложил бумагу, которую читал, предложил господину дю Булюа сесть и осведомился, что привело к нему бывшего советника посольства Франции в Мадриде. Прием был вежливым, но откровенно давал понять, что ни одной свободной минуты у главного полицейского нет, поэтому господин Исидор не стал утруждать себя витиеватыми любезностями.
— Я хотел бы знать, где сейчас находится графиня де Сен-Форжа, которую, как мне известно, давно уже никто не видел, — сообщил он.