Должно быть, целую вечность Имоджин сверлила его лицо глазами. А затем вдруг улыбнулась. Улыбнулась улыбкой Анизамары. И в этой улыбке угадывалось тепло солнца.
— Боюсь, что ты все воспринял слишком серьезно, Колчестер, — сказала Имоджин. — Подозреваю, что подобное можно ожидать только от человека исключительно тонкой организации.
— Слишком серьезно? — Маттиас вышел из-за стола и сжал ее за плечи. — Да что с тобой происходит? Какое зеркало тебе требуется, чтобы ты увидела, что я собой представляю?
Дрожащими пальцами она коснулась его щеки:
— Я тебе уже объяснила, что ты и я видим истину не обязательно в одном и том же свете.
Он еще крепче сжал ее плечи:
— Какую же истину видишь ты, когда смотришь на меня?
— Я вижу… Главное, что я вижу: мы во многом очень похожи друг на друга.
— Да нет же, мы сильно отличаемся друг от друга.
— Ты как-то сказал мне, что нас роднят страсть и Замар… если ты помнишь.
Смесь отчаяния и надежды отразились на его лице.
— Нас роднят эти вещи, но они не в состоянии сделать нас одинаковыми.
— Ага, вот в этом вы ошибаетесь, милорд. — Глаза Имоджин вдруг заблестели. — Вы человек, гордящийся своей приверженностью логике, так давайте логично рассуждать. Возьмем вначале страсть. Тут все говорит само за себя, не правда ли? Я никогда ни с кем не чувствовала то, что чувствую с вами.
— А вы и не спали ни с кем другим. Откуда вам знать, что вы почувствовали бы с другим мужчиной? Он с трудом выговорил эти слова. Это было невыносимо — представить Имоджин в объятиях кого бы то hi было другого.
— Замолчите, милорд! — Она прикрыла ему рот ладонью. — Мне не требуется заниматься любовью с другим, чтобы знать: то, что мы испытываем друг с другом, — совершенно уникально… Но довольно об этом. Давайте перейдем к вопросу о нашем общем интересе к Замару.
— Вы полагаете, что наш общий интерес к древнему Замару связывает нас в каком-то метафизическом плане? Мадам, вы слишком начитались Кольриджа и Шелли. Известны сотни членов Замарского общества, которые разделяют наш интерес. Смею вас уверить, я не считаю, что связан с ними каким бы то ни было образом. Да мне сто раз наплевать — увижу ли я кого-то из них до конца жизни, или нет!
— Маттиас, неужели ты не понимаешь? Наши души объединяет не изучение Замара. Дело в том, что мы оба пытаемся раскрыть его тайны по одной и той же причине.
— И что же это за причина?
Имоджин поднялась на цыпочки и прикоснулась губами к его губам.
— Мы ищем спасения от одиночества.
Маттиас лишился дара речи. Пронзительная правда этого простого наблюдения поразила его, словно заря на затерянном и забытом острове Замар. И внезапно все стало до неестественности четким и ясным.
Он вел свои поиски, чтобы сдержать натиск духов. Ему не приходило в голову, что Имоджин тоже может сражаться со своими собственными мучительными призраками из прошлого.
— Разве ты не понимаешь? — тихо добавила Имоджин. — Разгадывание тайн древнего Замара заполнило пустоту в жизни каждого из нас. Это рождало цель, желание достигнуть ее и это рождало… страсть. Что бы мы делали без Замара?
— Имоджин… — Маттиас замолчал, ибо почувствовал, что в горле стоит ком.
— Я знаю, что такое для тебя Замар, Маттиас, потому что для меня он — то же самое. И я в огромном долгу перед тобой, который вряд ли когда-либо оплачу, потому что ты сделал то, что я не смогла бы никогда сделать. Ты нашел затерянный остров… Твои исследования и публикации открыли двери, которые я была не в силах открыть. Ты, должно быть, никогда этого не поймешь. Твои работы донесли великую тайну до Аппер-Стиклфорда. Я с головой погрузилась в разрешение загадки Замара.
Маттиас наконец-то обрел голос:
— Но этого недостаточно.
— Ты сам сказал, что этого достаточно. Ты сказал, что это гораздо более подходящая основа для брака, чем та, которая есть у большинства.
— Я хочу сказать, что этого недостаточно, чтобы объяснить, почему ты наделила меня благородством, которым я не обладаю. Наверняка ты вышла за меня замуж не потому, что я открыл древний Замар. Представь, если бы после второй экспедиции вернулся бы не я, а Ратледж? Если бы это он открыл для тебя двери? Ты вышла бы замуж за него?
Имоджин сделала гримасу:
— Конечно же, нет. Я уже объясняла, почему я вышла за тебя замуж. Я люблю тебя.
— Ты сказала это лишь потому, что надо мной нависла опасность быть убитым на дуэли. У тебя было смятение чувств… страх.
— Вздор!
— И — прости меня, Господи! — я воспользовался твоим состоянием и принудил тебя к браку.
— Как вы смеете, сэр? Ничего подобного не было! Я полностью отдавала себе отчет в своих действиях, когда согласилась на брак! Сколько раз объяснять, что у меня очень крепкие нервы? И не было никакого смятения! Просто я любила вас тогда и люблю сейчас.
— Но, Имоджин…
Она прищурила глаза:
— Ты самый упрямый мужчина, которого я когда-либо встречала! Уму непостижимо, что я стою перед тобой и пытаюсь убедить тебя в своих чувствах! Можно подумать, что мы спорим по поводу какого-то туманного места в замарском свитке!
— Я прихожу к выводу, что твоя любовь ко мне еще более необъяснима, чем многие тайны древнего Замара, — сказал, не спуская с жены глаз, Маттиас.
— Некоторые истины нужно просто-напросто принимать, потому что они самоочевидны, милорд. Любовь — одна из таких истин. Я даю тебе любовь. Ты берешь ее или отвергнешь?
Маттиас смотрел в ясные голубовато-зеленые глаза и не видел никаких духов. — Возможно, я упрям, но не глуп. Я принимаю твой дар. Видит Бог, он ценнее всего того, что я нашел в библиотеке древнего Замара. Обещаю тебе беречь и защищать этот дар.
Она улыбнулась ему загадочной улыбкой, в которой, казалось, были заключены все тайны прошлого, настоящего и будущего.
— Я не отдала бы тебе свою любовь, если бы не верила в то, что ты сумеешь уберечь ее.
Он не стал тратить время на разгадку тайн этой женственной улыбки. Он просто заключил Имоджин в объятия и прижался губами к ее губам.
Имоджин услышала громкий стон и поняла, что он вырвался из груди Маттиаса. Он поднял ее на руки, донес до дивана и положил на шелковые подушки. Она прочитала в его глазах страсть н желание.
Имоджин выглядела несколько испуганной — и в то же время заинтригованной.
— Маттиас, ты что задумал? Неужели ты… собираешься заниматься любовью прямо здесь? Прямо сейчас?
— Я часто сидел в кресле за письменным столом и представлял, как ты лежишь обнаженная на этом диване. О, это было такое мучение!