— Над чем?
— Над чем угодно. Хотя бы надо мной.
Шестеро старших братьев Сэм большую часть своей жизни посвятили издевательствам над ней, так что она уже много лет назад стала совершенно нечувствительной к мужским подначкам. Но как оказалось, не совсем. Не в эту минуту. В эту минуту ее система обороны подверглась неожиданной атаке, и единственное, что она могла сделать, — лишить его единственного удовольствия, которого добиваются мужчины в подобные моменты: удовольствия знать, что она взбешена. Поэтому она широко раскрыла глаза и невинно улыбнулась, когда он рявкнул:
— Если вы все еще помните о моем присутствии, детектив, позвольте услышать ваши наблюдения обо мне!
— Да, сэр, конечно. Ростом вы приблизительно шесть футов один дюйм, вес — около ста семидесяти фунтов, возраст — лет сорок пять.
Она помедлила, надеясь, что он отвяжется, зная, что этого не произойдет.
— И на большее вы не способны? — издевательски бросил он.
— Ну что вы, сэр! Вы велели отмыть и отскрести мебель и комнату. Это означает, что вы либо чрезмерно аккуратны, либо просто невропат.
— Или что я терпеть не могу, когда в ящиках стола бегают тараканы.
— Не было никаких тараканов. Столовая находится в другом конце этого же этажа, следовательно, все тараканы поселились бы именно там. Но их там нет, возможно, потому, что весь этаж дезинфицировал и менее двух недель назад. Я знаю это, потому что у меня аллергия на химикаты.
— Продолжайте.
— Вы не выносите хаоса и одержимы порядком. Посмотрите, мебель расставлена точно по стенам, папки на вашем столе сложены по углам. Я бы сказала, что вы помешаны на порядке, а это обычный симптом человека, неспособного управлять собственной жизнью. Следовательно, он пытается контролировать каждую грань собственного окружения, систематизируя каждую мелочь. Довольно?
— Нет, пожалуйста, продолжайте.
— Вы носите коричневые мокасины, коричневые брюки и коричневый ремень. Лицо загорелое, что придает вам здоровый вид, но недавно вы сильно похудели, возможно, по причине болезни, заставившей вас взять зимой отпуск, чем и объясняется этот загар.
— Почему вы считаете, что я потерял вес?
— Потому что пиджак слишком широк для вас, особенно в плечах.
— Что может означать также, что вчера вечером я гостил у сестры и позаимствовал пиджак у зятя, узнав о сегодняшней поездке сюда.
— Вы не стали бы пользоваться чужой одеждой. Вам не нравится даже пользоваться чужим кабинетом, — парировала она и, помедлив, скромно пропищала:
— Ну и как вам я?
Он опустил глаза на блокнот, и шрам на его лице чуть сместился, создав у Сэм полное впечатление, что и этот сфинкс умеет улыбаться.
— Неплохо. Давайте дальше.
— Вместо того чтобы сидеть лицом к посетителям, вы все время стараетесь устроиться боком. Это может означать, что вы стесняетесь своих шрамов, в чем я сомневаюсь. У вас могут быть также проблемы со слухом, и поэтому вы постоянно поворачиваетесь к собеседнику здоровым ухом, в чем я тоже сомневаюсь. Возможно, у вас проблемы со спиной, или таким образом вы лучше сосредотачиваетесь. Люди с остеохондрозом иногда так делают.
— И какая из этих теорий, по-вашему, верна?
— Ни одна, которую стоило бы излагать, — буркнула она с невинно-встревоженным видом, но все же грациозно наклонила голову, признавая его старшинство и право командовать. — Думаю, вы сидите именно так, чтобы держать блокнот подальше от чужих глаз, где никто не увидит написанного. Я также считаю, что когда-то для этого была веская причина, но сейчас подобная поза стала просто привычкой.
— Какого цвета мои носки?
— Коричневые?
— А глаза?
— Простите, — солгала Сэм, — понятия не имею. Ох уж эти голубые глаза оттенка закаленной стали… Но нет, она ни в чем не признается. Потому что уже выиграла турнир, гейм, сет и матч. Она не позволит ему взять дополнительное время, чтобы набрать лишнее очко за раздутое эго!
Однако ее уверенность в себе немного поблекла, пока он что-то писал в своем проклятом желтом блокноте: оценка ее наблюдений? одобрение? отметка?
Она инстинктивно поняла, что он намеревается сделать именно это. Знала это так же точно, как то, что, закончив строчить и вынеся решение насчет ее пребывания в бригаде, он вырвет желтый листок и положит в скоросшиватель с ее именем на обложке. Тот самый, что лежит у его локтя. Одного она не могла сообразить: почему он все еще сидит с карандашом в руке? Почему медлит? Что его держит?
Она уставилась на словно высеченный из камня профиль, мысленно подгоняя Маккорда поскорее написать что-то. Уставилась так пристально, что сумела увидеть, как уголок его рта чуть дернулся, перед тем как стать намеком на искреннюю улыбку. Только тогда карандаш быстро забегал по бумаге.
Ее оставят в бригаде! Она увидела это по его лицу! Теперь больше всего на свете ей хотелось узнать, что он пишет.
— Любопытно? — спросил он, не поднимая глаз.
— Еще бы!
— Как по-вашему, есть у вас шансы увидеть что-то со своего места?
— Столько же, сколько выиграть в лотерее. Его улыбка стала чуть шире.
— Вы правы.
Он перевернул страницу и продолжал писать на следующей. Потом вырвал обе и положил первую в скоросшиватель с именем Сэм, а вторую — в верхний ящик стола.
— Ладно, перейдем к делу, — резко бросил он. — На моем столе четыре стопки папок. Та, что с синими наклейками, содержит всю информацию о Логане Мэннинге, которую удалось собрать. Вторая, с зелеными, — досье на Ли Мэннинг. Под желтыми наклейками хранятся сведения об их друзьях и знакомых. Стопка с красными наклейками — вершина айсберга, именуемого Валенте. Я попросил скопировать и прислать остальные документы на него, но это займет несколько дней. К следующей неделе весь стол будет завален папками. Каждый из нас возьмет по стопке и внимательно прочитает каждую бумажку в каждой папке. Все это фотокопии, так что можете взять их домой. Дойдете до конца, берете стопку напарника и так далее. Я хочу, чтобы к концу следующей недели вы одолели всю эту гору. Да, кстати, это только часть имеющейся информации. Мы пока еще разыскиваем в архивах дополнительные сведения насчет всех, кроме Валенте. О нем мы уже знаем все, что необходимо знать. Вопросы имеются? — осведомился он, переводя взгляд с одного на другого.
— У меня вопрос, — кивнула Сэм, вставая и протягивая руку к досье на Логана Мэннинга. — Записка Логана кончается двумя словами, написанными, как я понимаю, на итальянском. Ни я, ни Шредер их не поняли и хотели бы узнать смысл. Нельзя ли снять копию с записки?