— А Гаррет… он… как твой брат?.. — Она хотела знать, как Гаррет смотрел на эту женщину, как вел себя в ее присутствии.
Бекки вздохнула:
— Он вел себя с ней очень вежливо, Кейт. Проявлял заботу. Но в его обращении с ней есть что-то, чему я не могу дать название. По правде говоря, его, по-моему, гораздо больше заботила ты и твое благополучие.
— Она тебе понравилась? — тихо спросила Кейт.
Бекки повела плечом:
— Она довольно мила. Тетя Бертрис объявила ее «очаровательной». Но я, если честно, не знаю. Я не очень-то ей верю. Возможно, после того, что случилось с Уильямом, я очень нелегко доверяю людям.
— Мне ты доверяешь.
Бекки кивнула:
— Да. Но тебя я знаю несколько месяцев.
— Всего два. Не так уж и долго.
Бекки плотнее завернулась в шаль.
— Этого достаточно, особенно учитывая все, — она отвела глаза и посмотрела на кремовые обои с золотистым узором, — что мы пережили вместе.
Кейт долго молчала. Она изменилась.
Еще месяц назад она сразу выложила бы Бекки свои предположения. Однако Бекки подобные подозрения привели бы в ужас, и одно это уже заставляло ее держать язык за зубами. И она не станет рисковать их дружбой ради того, что может оказаться плодом ее разыгравшегося от ревности воображения.
— Я тоже очень тебе доверяю, Бекки. Ты мой очень близкий друг.
Самый лучший, какой у нее был в жизни.
Бекки улыбнулась. Улыбка, как и все в ней, была от природы обворожительна, и Кейт охватило какое-то глубокое, нежное чувство. С самой первой их встречи она мечтала сблизиться с леди Ребеккой, а теперь они и вправду стали друзьями.
А друзья не сплетничают. Они не сеют друг в друге семена сомнений, прежде чем выяснят факты. И Кейт обязана найти доказательства связи Жоэль и Уилли, прежде чем что-то кому-то скажет. Она не повергнет этот дом в хаос без веских на то оснований и не поставит под угрозу хрупкие, но драгоценные узы, которые завязались у нее с обитателями Колтон-Хауса. Прежде чем обвинять Жоэль, ей нужно самой во всем убедиться.
Кейт вспомнила, как приходила в домик Берти во второй раз, после того как застала там Уилли с любовницей. Она видела разбросанное по полу женское белье. Это белье она запомнила: голубые шелковые чулки, нежно-зеленые подвязки, отделанные кружевом панталоны, зеленовато-голубые с белым. Обшарив гардероб Жоэль, она могла бы найти что-то из этих вещей…
И тогда она получила бы доказательство — по крайней мере, для самой себя.
Завтра, как только Жоэль покинет комнату, Кейт ее обыщет.
За спиной тети Бертрис закрылась дверь. Она стояла в библиотеке, скрестив руки на пышной груди. Она еще не переоделась после ужина, и на ней до сих пор было бледно-желтое вечернее платье и засушенный цветок примулы в волосах. Он как будто прорастал из ее затылка.
— Тебе надо на ней жениться.
— Что? — выпалил Гаррет.
Мало того, что она ворвалась в его убежище без стука, так еще и говорит такие вещи!
Вечер выдался мучительно долгий. Он начался с того, что Кейт сбежала, потом его сестра рано ушла наверх, а после этого потянулись многочасовые женские беседы, которые вели на французском его тетя и его… и Жоэль. В конце концов, уже за полночь, они все-таки разошлись.
Гаррет ретировался в библиотеку, чтобы подумать. Он волновался за Кейт. Кто-то уже наверняка рассказал ей о Жоэль. Будь они все прокляты! Он хотел бы сам открыть ей правду. Но, если честно, что бы он ей сказал? Ставя себя на ее место, он мог лишь отчасти вообразить тот ужас, который Кейт испытала, увидев его беременную бывшую любовницу. Возможно, теперь она его ненавидит. И поделом. Как глупо он поступил! Надо было сразу же, первым делом, пойти к ней и все объяснить. Гаррет допил остатки портвейна.
Если он не трус, то пойдет к ней прямо сейчас.
— Я совершенно серьезно, — ровным голосом сказала тетя Бертрис. — Так велит тебе честь.
Гаррет прищурился:
— Я в этом не уверен.
— Зато я уверена. — Она расположилась в одном из роскошных кожаных кресел. — Думаю, это идеальное решение. Пусть до родов она побудет здесь, а потом ты отвезешь ее в Лондон. Она леди и великолепно справится с обязанностями герцогини. Ты получишь наследника. И, — тетя Бертрис постучала пальцами по подлокотнику, — я полагаю, скандал с твоим разводом на этом будет исчерпан.
Гаррет изогнул бровь:
— Это еще каким образом?
— Все тебя поймут. Ты несколько лет прожил в Бельгии и в это время успел без памяти влюбиться в потрясающую красавицу бельгийку.
Гаррет усмехнулся, наливая себе еще вина:
— А я-то думал, все уже поняли, что за эти годы Софи влюбилась в Тристана. Не понимаю, какое отношение к этому может иметь Жоэль.
Тетя Бертрис взмахнула рукой:
— Ты же мужчина. А Софи — женщина. Свет с большим пониманием воспримет то, что это случилось с тобой. А то, что Жоэль так молода и красива, нам только на руку.
— Ага. Значит, ты предлагаешь мне официально поставить свет в известность, что я бросил Софи ради более молодой Жоэль? Может, мне еще объявление в газете напечатать?
— Ну… — Тетя Бертрис явно разглядела зарождающийся гнев в его глазах, потому что предпочла ретироваться вместо того, чтобы продолжать эту безумную линию рассуждений. — Не совсем.
Он вздохнул:
— Тетя, прежде чем мы продолжим этот абсурдный разговор я тебе скажу прямо: я еще не решил, что делать с Жоэль.
— Женись на ней, — коротко сказала тетя Бертрис.
Он повертел в руке бокал.
— Ты не знаешь ее так, как знаю я.
— Не понимаю, какое это имеет значение, — отрезала она. Он со стуком поставил бокал на стол и посмотрел на тетю злым взглядом:
— Эта женщина очень амбициозна. Не удивлюсь, если она помчалась ко мне только потому, что узнала, что я герцог.
Тетя Бертрис усмехнулась:
— А что плохого в амбициях, Гаррет? Если бы не они, мы до сих пор были бы дикарями. Амбиции создали цивилизацию.
— Амбиции эгоистичны.
— Да ну! Я вижу, как она на тебя смотрит.
Гаррет вздохнул, понимая, что она говорит правду. Он тоже это видел.
Они с Жоэль питали друг к другу некую привязанность. Но чтобы любовь? Любит ли она его? Черт, любит ли ее он сам?
Несколько месяцев назад, рассказывая Софи о Жоэль, он признался, что не уверен, что любит ее. Но это было до того, как он встретил Кейт.
— А как же ребенок? — спросила тетя.
Гаррет склонил голову набок. Ребенок имеет первостепенное значение, но приберечь его благополучие как последний аргумент — в этом вся тетя Бертрис.