Кейт ему нужна. Он ее хочет. Хочет жениться на ней. Хочет быть вместе с ней до последнего дня. Он любит ее, черт подери!
Он опустил глаза и посмотрел на распухшие пальцы Жоэль, которые все еще сжимал в руке. Он перевел взгляд на ее овальное лицо, искаженное болью очередной схватки.
Он оттолкнул ее руку, как будто обжегшись, и взглянул на викария.
— Простите за причиненные неудобства, — проговорил он, и слова оцарапали пересохшее горло, — но сегодня венчания не будет.
Глаза викария расширились. Жоэль застонала. Сзади ахнула тетя Бертрис.
Гаррет повернулся и покинул комнату, на ходу прочтя в глазах Ребекки ликование.
Он скрылся в библиотеке и составил план. Он подождет, пока родится ребенок, убедится, что с ним и с Жоэль все хорошо. Все объяснит Жоэль. Разумеется, позаботится, чтобы за Жоэль и малышом хорошо ухаживали. И хотя он не может жениться на матери своего ребенка, его сын или дочь получит все преимущества высокого происхождения и никогда не будет ни в чем нуждаться.
Как только он разберется с делами здесь, он отправится в Кенилуорт за Кейт. Он вел себя с ней как последний мерзавец. Он причинил ей боль. Он пойдет на что угодно, лишь бы загладить вину.
Все спланировав, он поднес к губам бокал бренди, но выпить ему не удалось: дверь в библиотеку внезапно распахнулась. На пороге стояла Ребекка. Ее прическа распалась, волосы цвета воронова крыла ниспадали шелковистой волной до талии. На белом муслиновом платье явственно виднелись черные пятна. По щекам струились слезы.
— Ребекка, что…
— Я послала Тома с письмом для Кейт, а он вернулся с этим. Кейт прислала их из Кенилуорта. — Ребекка подняла пачку обгоревших писем, подошла к Гаррету и бросила их на стол. Взметнулся пепел. — Читай.
Сразу за Ребеккой появилась тетя Бертрис. Она нервно заламывала руки. Лицо ее было таким же бледным, как у Ребекки.
— Ребекка, что все это значит? Ты вся грязная!
И Гаррет, и Ребекка проигнорировали ее слова. Гаррет смотрел на обгоревшие письма, черневшие на столе.
— Что это такое?
Боже, разве он действительно хочет знать?
— Письма. — Ребекка зло смахнула слезу. — От Уильяма Фиска Жоэль Мартин. Она пыталась сжечь их, но, как видишь, у нее не до конца получилось.
Тетя Бертрис ахнула:
— Но это невозможно!
Гаррет схватил бумаги и принялся бегло читать. На лбу у него выступили капельки холодного пота.
Он слышал, как будто издалека, как негромко переговариваются тетя Бертрис и Ребекка. Что конкретно они говорили, он не разбирал: за шумом в ушах не мог различить слов. Он читал.
Фиск велел Жоэль отравить его, Гаррета, опиумом, если у нее возникнет такая необходимость.
Фиск называл Жоэль такими прозвищами, от которых Гаррета тошнило.
Фиск со смехом рассказывал об украденных у Гаррета деньгах.
Фиск мечтал о полном крахе Гаррета.
Фиск обещал Жоэль красивую жизнь в Париже на деньги Гаррета.
Фиск делал едкие замечания насчет Ребекки.
Фиск воображал, что они с Жоэль будут творить в постели, когда в следующий раз увидятся.
Гаррет поднял глаза. Тетя Бертрис, бледная и измученная, прислонилась к стене. Ребекка напряженно стояла у его стола, скрестив руки на груди. За исключением желваков, игравших на скулах, она выглядела абсолютно спокойной, как будто отсекла все чувства разом. Гаррет осознал, что эти новости причинили ей не меньше боли, чем ему.
Он опустил глаза и прочел последнее письмо. Закончив, он позволил ему свободно выскользнуть из пальцев. Оно упало на стол, к остальным.
Гаррет порывисто встал, сгреб письма и, как ранее Ребекка, нисколько не заботясь о том, что пепел пачкает одежду, прошел мимо тети и сестры. Они бросились следом.
Гаррет ворвался в желтую комнату.
— Все вон отсюда, — велел он.
Глядя на его лицо, никто не стал спорить, даже доктор, все просто высыпали из комнаты, и все.
Гаррет встал возле кровати и бесстрастно наблюдал за тем, как Жоэль корчится от боли. Последний человек вышел и аккуратно закрыл за собой дверь. Они остались один на один.
Когда она наконец расслабилась, Гаррет поднял охапку писем:
— За что, Жоэль?
Она посмотрела на письма и перевела на него невинный взгляд:
— О чем ты?
— Не нужно больше притворяться! — рявкнул он. — Эти письма писал тебе Уильям Фиск. Скажи, почему ты так поступила? Чего ты хотела от меня?
— Гаррет… — Ее голос дрогнул, глаза виновато забегали. Она выглядела как загнанный в ловушку зверь, которому некуда деться. — Я люблю тебя.
— Не зли меня, Жоэль.
В его голосе прозвучало предупреждение, которое остановило ее дальнейшие попытки.
— Эти… — Она махнула слабой рукой. — Я понятия не имею, что это такое.
— Нет, имеешь.
— Это не мое.
— Они адресованы тебе.
— Уверена, это какой-то подлог.
— Я прекрасно знаю почерк Фиска. Когда он был моим поверенным, мне неоднократно приходилось его видеть. Не сомневаюсь, что это письма от него.
Она отвела взгляд. Ее тело под вышитыми простынями извивалось и дрожало.
— Он заплатил тебе, чтобы ты держала меня в Бельгии?
Молчание.
Он взял ее за подбородок и заставил посмотреть в глаза.
— Отвечай.
Она тихо застонала.
В его голосе появились жестокие нотки.
— Не заставляй меня тебе угрожать.
— Да, — ответила она шепотом и зажмурилась.
— Он тебе платил?
— Да, — повторила она и перешла на более удобный для нее французский. — Сначала… он мне заплатил, чтобы я удержала тебя в Бельгии.
Гаррет уронил письма. Все эти годы…
Едва ему удавалось скопить денег на возвращение в Англию, они тут же таинственным образом исчезали, а Жоэль принималась рассказывать, что в округе орудуют воры. Или умоляла помочь какому-нибудь несчастному больному человеку, которого она встретила. Или она и ее семья нуждались в чем-то жизненно важном. Или…
Господи, это все ее рук дело. Они с Фиском сговорились, чтобы удержать его в Бельгии, вдали от семьи, вдали от его привычной жизни в Англии, и столько лет преуспевали в этом…
Он смотрел, как она корчится в очередной схватке. Когда боль отпустила ее, он прорычал:
— Посмотри на меня!
Она устремила на него встревоженный изможденный взгляд.
— Это мой ребенок?