Коша они соприкоснулись, Бекки протянула здоровую руку, запустив пальцы в мягкие завитки его волос. Губы Джека и без того уже были совсем близко. Он потрогал языком верхнюю губу Бекки.
Их дыхания слились воедино — по лицу Бекки словно водили легким перышком, дразня и искушая. От Джека немного пахло вином, но куда пьянее был его мужской запах. Он оставил ее рот и скользнул ладонью к изгибу талии, потом ниже — по бедру и снова вверх — но ягодице.
Груди ее напряглись, соски уперлись в ткань сорочки, будто ждали… Жаждали волшебных прикосновений. Вожделели его поцелуев.
Бекки извивалась и изгибаюсь, сжимая ноги, чтобы успокоить растущее между ними желание.
Наконец, не выдержав, она жадно потянула голову Джека к себе — за затылок, обеими ладонями. И раскрылась, обмениваясь с ним прикосновениями языка и губ, покусываниями… С каждой обоюдной лаской желание и удовольствие все нарастали.
— Джек, — шепнула она, жажда становилась невыносимой. Хотелось быть совсем близко к нему. Хотелось потерять саму себя, потерять ту грань, где заканчивалась она и начинался он.
Рука его гладила ее тело, лаская крепко набухшие соски. Бекки вздрагивала, как будто электрический ток пронизывал ее, разряжаясь между ногами.
Его ладонь не задержалась на груди. Она скользила выше, по ключицам и плечам, по шее, подбородку — облегала ее щеку… Невероятный жар пылал между его пальцами и кожей Бекки, отзываясь легчайшим дрожанием в жилах.
— Ты мне доверяешь? — прошептал он.
— Не… — Бекки прикрыла веки. — Не знаю.
Джек крепко поцеловал ее в губы и осторожно высвободился из ее объятий.
— Спокойной ночи, Бекки.
Он погасил лампу и вышел вон, оставив ее одну в полной темноте.
Джек лежал без сна, глядя в потолок маленькой спальни. Кажется, прошло несколько долгих часов, прежде чем ему удалось остудить желание, нещадно распалившее ему кровь. Он и не подозревал, что может настолько владеть собой — не думал, что сумеет удержать себя в руках. Затворив за собой дверь в спальню Бекки, он еще долго стоял в коридоре, прижимаясь лбом к холодной штукатурке.
Терпение. Он не может разрушить хрупкую связь, которая только что зародилась между ними, не может опустить, чтобы животный инстинкт восторжествовал над здравым смыслом.
Бекки требуется время, чтобы разобраться в себе и избавиться от тисков, которыми сковали ее сердце воспоминания о покойном муже. Будь у Джека хотя бы полгода в запасе, он бы сумел совершенно влюбить ее в себя, притом абсолютно честно. Да что там, он смог бы настолько увлечь ее, чтобы она сама умоляла его о браке.
Но такой роскоши он не мог себе позволить. Пятнадцатое декабря уже через три недели. А Том совсем близко. Джек не удивился бы, обнаружив его рыщущим возле их домика в эту морозную ночь. Том был хитер и коварен и имел весьма богатый опыт в преследовании Джека.
Когда им было по шестнадцать лет, один из одноклассников пригласил Джека на зимние каникулы в дом своих родителей в Сомерсетшире. Однажды ночью, выглянув в окно полюбоваться первым снегопадом, Джек вдруг увидел Тома Уортингема, который стоял посреди лужайки, улыбался и махал ему рукой. Слишком потрясенный, чтобы рассуждать здраво, Джек сразу сказал об этом другу, и, конечно, хозяева дома немедленно пригласили Тома переночевать. Том тут же изобрел историю, как будто он приехал в Сомерсет проведать каких-то родственников, но Джек уже понял, что на самом деле он от самого Кента преследовал его. Ему стало не по себе, но поскольку все происходило в дни беспечной юности, Джек вскоре перестал думать об этом странном поведении приятеля.
Джек не сомневался, что и по прошествии многих лет Том Уортингем способен на подобные штучки. Особенно теперь, когда у Тома были веские основания интересоваться всем, что касалось Джека. Пока пятнадцать тысяч не окажутся в его руках, Том все время будет где-то рядом.
Джек со вздохом зажмурил глаза. Он уже давно понял, что Уортингем не очень-то дружит с головой. До самой смерти Анны Джек ни разу не замечал его странностей, потому что приятель искусно скрывал свое безумие за простодушными манерами и показным книголюбием. Но что за жуткий первобытный визг издал Том, услыхав о смерти Анны! В ту минуту он мгновенно забыл о необходимости выглядеть полноценным членом общества в глазах окружающих.
С первой минуты Том настаивал, что Анна погибла по вине Джека. А в последнее время непрерывно жаловался на отца, потому что тот оставил ему слишком мало денег, и строил мстительные планы в отношении Джека.
Порой Джек и сам ощущал свою вину. Не проходило дня, чтобы он не почувствовал укола совести или приступа сожаления. Но в глубине души он отдавал себе отчет, что сделал все возможное для Анны, приложил поистине дьявольские усилия для ее спасения. Лишь это позволяло ему до сих пор ходить с высоко поднятой головой.
Так или иначе, Джек знал этого человека с самого детства и отлично понимал, чего от него можно ждать. Уж если Уортингем был в чем-то последователен и правдив, так это в обещании добиться своей цели. Он не просто угрожал. Джек понимал, что, если не доставит ему деньги, Том без колебаний предъявит властям имеющиеся у него доказательства. А если же Джеку удастся отдать проклятые пятнадцать тысяч, Уортингем, как и обещал, передаст Джеку опасные бумаги и действительно оставит в покое. Уортингем всегда держал свое слово. В конце концов, недаром он был сыном викария.
И совершенно не важно, насколько близко он сейчас обретается. Джек хотел остаться в Англии и, черт возьми, не собирался закончить жизнь как преступник, скрывающийся от правосудия. Том получит свои деньги в назначенный срок. И, как обещал, навсегда исчезнет из его жизни.
Джек повернулся на бок и устремил взгляд на закрытую дверь своей крохотной спальни. Кровать была жесткая и твердая, совсем не такая, как та, в которой спала Бекки. Ложе в большой спальне было роскошное, мягкое, вдвое шире этой кровати. Отличное спальное место для двоих.
Сегодня необходимо было оставить ее одну, но Джек от этого чуть не умер. Сегодня Бекки хотела его. Она так сладко вздыхала под его губами, целовала его несдержанно и страстно, ее ладони нежно и крепко обнимали шею, не отпускали…
Что она теперь делает? Так же без сна глядит в потолок, как и он? Думает ли о нем? Вспоминает их поцелуи? Или дотрагивается до себя в тех местах, куда снова мечтают попасть его пальцы?
Желание снова вспыхнуло в нем, интимный орган пробудился, едва только Джек подумал о тонкой изящной ручке Бекки, ласкающей собственное тело, ее полуоткрытых губах и опущенных веках — как она представляет себе, будто это он ее нежит.
Джек ощутил невыносимый жар; член затвердел, словно боевое копье, и отчаянно пульсировал. Это было чертовски неприятно, почти болезненно.
— Черт, — ругнулся Джек, скрипя зубами. Надо сосредоточиться на чем-нибудь другом! Но, увы, он не мог. Все, что приходило ему в голову, было связано с Бекки, с ее сладкой, нежной, податливой плотью, с теми вздохами удовольствия, которые она издавала, обнимая его все крепче.