И я, оглянувшись теперь назад, все понимаю:
Я была без тебя, подобно стихам без рифмы,
Я была без тебя, как танцор, потерявший ритмы,
Я песней была, позабывшей мелодий тайну,
Но приходит любовь, и приходит с тобою рай мой.
Песня закончилась, Джулия судорожно вздохнула, и Зак понял, что она тоже пытается всеми силами избавиться от этого музыкального наваждения. Судя по всему, ей это плохо удавалось.
— Зак, а какой твой любимый вид спорта? Зак слегка приподнял ее голову за подбородок.
— Мой любимый вид спорта, — сказал он охрипшим от волнения шепотом, который ему самому показался совершенно чужим и незнакомым, — заниматься с тобой любовью.
В глазах Джулии светилась любовь, которую она больше и не пыталась скрывать.
— А любимая еда? — дрогнувшим голосом спросила она. В ответ Зак наклонился и нежно поцеловал ее в губы.
— Ты.
И в это самое мгновение он понял, что вычеркнуть Джулию Мэтисон из своей жизни для него будет тяжелее, чем услышать за спиной звук захлопывающихся тюремных ворот, как это произошло пять лет назад. Не отдавая себе отчета а том, что он делает, Зак покрепче обнял Джулию, зарылся в ее волосы и закрыл глаза.
От мрачных раздумий его отвлекло нежное, успокаивающее прикосновение ладони Джулии к его напряженному лицу. Она старалась говорить как можно спокойнее, но ее выдавала легкая дрожь в голосе;
— Ты собираешься завтра отправить меня домой, да?
— Да.
Этот короткий ответ прозвучал как окончательный и не подлежащий обжалованию приговор. Джулия понимала, что возражать бесполезно, но не сумела совладать с собой.
— Я не хочу уезжать!
Зак поднял голову от ее волос, и хотя его голос был по-прежнему мягким, теперь в нем появились и новые, более жесткие нотки:
— Давай не будем делать расставание еще более тяжелым для нас обоих.
Джулия чувствовала себя настолько несчастной, что не понимала, как это все может быть «еще более тяжелым». Она держалась из последних сил. Пыталась улыбаться, когда понимала, что он этого ждет. Легла с ним в постель, как только он этого захотел. Но когда все уже было позади и они оба, удовлетворенные и расслабленные, отдыхали в объятиях друг друга, она не выдержала и прошептала:
— Я люблю тебя. Я люблю… Теплая ладонь закрыла ей рот.
— Не нужно, не говори этого.
Джулия с трудом отвела взгляд от лица Зака и уткнулась в его грудь. Она так надеялась, что он тоже скажет, что любит ее, даже если это не правда. Ей просто очень хотелось услышать от него эти слова. Но она не стала просить об этом, потому что знала, что получит отказ.
Мотор «блейзера» уже разогревался, выплевывая в морозный воздух густые клубы дыма.
— Сегодня не обещали снега, — сказал Зак, глядя на небо, окрашенное восходящим солнцем в бледно-розовый цвет, и устанавливая на пассажирском сиденье термос, полный горячего кофе. — Думаю, что дороги будут чистыми до самого Техаса, — добавил он, выпрямляясь. На его вновь посуровевшем лице не отражалось никаких эмоций.
Джулии ничего не оставалось, как принять правила игры, которые он объяснил ей сегодня утром — никаких слез, никаких сцен. Правда, игра по этим правилам давалась ей с огромным трудом.
— Я буду осторожной.
— И не гони машину. — Зак поплотнее застегнул ее куртку и поднял воротник. От этого простого заботливого жеста Джулии захотелось разрыдаться. — Ты слишком быстро водишь.
— Я не буду гнать машину.
— Постарайся как можно дольше не обращать на себя внимания, — напомнил он, водружая ей на нос солнцезащитные очки. — Как только пересечешь границу с Оклахомой, остановись на первой же площадке для отдыха и оставь машину у самого въезда на нее. Пусть она там постоит минут пятнадцать, а ты сама в это время попытайся никому не попадаться на глаза. Потом иди прямиком к телефонным будкам и звони домой. Телефон будет наверняка прослушиваться фэбээровцами, поэтому постарайся говорить как можно сбивчивее и взволнованнее. Скажи, что я оставил тебя на полу машины с завязанными глазами и исчез, но теперь тебе удалось освободиться, и ты едешь домой. Во всем остальном старайся придерживаться правды.
Завязанный узлом шарф, подогнанный точно по ее голове, уже лежал в машине. Джулия сглотнула застрявший в горле ком и молча кивнула — она не могла найти слов, по крайней мере тех, которые он бы хотел услышать.
— Тебе все понятно? Джулия снова кивнула.
— Вот и хорошо. А теперь поцелуй меня на прощание.
Джулия встала на цыпочки, чтобы выполнить его просьбу, и поразилась тому, с какой силой Зак сжал ее в объятиях. Но продолжалось это очень недолго — поцелуй был коротким, и вскоре она снова услышала ровный, невыразительный голос:
— Пора.
Джулия еще раз кивнула, но по-прежнему не могла сдвинуться с места. Кажется, ее самообладание начало давать трещину.
— Ты напишешь мне?
— Нет.
— Но ты мог бы хотя бы сообщить, как у тебя дела, — сбивчиво заговорила Джулия, — мне ведь надо знать, где ты находишься. Просто сообщи, что все в порядке! Ты же сам сказал, что они не будут досматривать мою почту слишком долго.
— Если меня поймают, то ты узнаешь об этом из новостей буквально через несколько часов. А если такого выпуска новостей не будет, то значит, со мной все в порядке.
— Но почему ты не можешь написать мне? — вырвалось у Джулии, но она тотчас же пожалела об этом, потому что лицо Зака сразу приняло холодное и жесткое выражение.
— Никаких писем, Джулия! Пойми, все должно закончиться вместе с твоим отъездом. Между нами все кончено.
Хотя в словах Зака не было ни злости, ни раздражения, каждая его фраза била Джулию, как удар хлыста. Помотав головой, как будто выражая молчаливый протест, она резко повернулась к машине, сердито вытирая плечом текущие по щекам слезы.
— Кажется, мне действительно пора уезжать, пока я окончательно не превратилась в полную идиотку.
— Погоди, — хрипло прошептал Зак, не давая ей сесть в машину. — Я не хочу, чтобы мы расстались так.
Поглубже заглянув в его изменчивые, непостижимые глаза, Джулия впервые задумалась о том, что, возможно, и ему это расставание давалось не так легко, как он хотел изобразить. Нежно проведя рукой по ее щеке, Зак отвел назад растрепавшиеся волосы и серьезно сказал: