— Не оставляй Нину одну. Очень прошу тебя.
И отправился на вокзал в одиночестве, но через два часа вернулся, сказав, что решил остаться на несколько дней.
— С Глухоманью я договорился, — пояснил он мне.
Он с трудом скрывал озабоченность, а наедине сказал, понизив голос до шепота:
— На площадь Ленина прибывают войска.
В обычное время девочки домой не пришли. Забеспокоившийся Вахтанг, который твердо решил остаться, пока обстановка не прояснится, вознамерился было идти за ними на площадь и сказал Нине, чтобы приготовила какую-нибудь еду, однако Нина его отговорила. Но тут заглянул сосед и сообщил, что на митинге выступает сам католикос.
— Я иду туда, — сказал он. — Надо поддержать Его Святейшество и уговорить всех с миром разойтись по домам.
— Я пойду с тобой. — Вахтанг встал и начал одеваться. — Обожди меня внизу.
Сосед попрощался и вышел. Я вскочил, намереваясь следовать за ними, но Нина неодобрительно покачала головой.
— Пожалуйста, не надо. Вы гость, а это — наши беспокойства.
— Это — дети, — пояснил я.
— Нина права, друг, — сказал Вахтанг. — Это молодежный митинг грузинских националистов, большинство из которых и не подозревают, что оказались националистами.
— Тем более, — заявил я решительно.
— Тем менее, — еле заметно улыбнулся Вахтанг. — Ты — русский и можешь послужить раздражающей каплей. Извини, дорогой, но так сложилось, что тебе лучше посидеть дома.
— Ты надолго? — обеспокоенно спросила Нина.
— Я скоро вернусь, сестра. Как только разыщу девочек, так и вернусь с ними вместе.
— Только не ввязывайся ни в какой спор, — строго сказала Нина. — Ты горяч и несдержан.
Вахтанг ушел, и потянулись минуты ожидания, похожие на часы. Время вообще — понятие относительное. Время мы выдумали, оно чуждо природе, а потому, когда человек начинает вдруг ощущать его, ему делается не по себе. Вспомните о личном опыте ожиданий, если не верите мне.
Нина предлагала мне чай, кофе, вино, но я и глотка не мог сделать. Я пребывал в странном ощущении предчувствия. Какого именно — и до сей поры не пойму, я не прорицатель. Просто предчувствия, которое сковывало меня, мешало поддерживать разговор, даже думать мешало, и я, помнится, сперва ни о чем и не думал. Полагаю, что Нина переживала то же самое, а потому мы оба напряженно молчали.
Сейчас-то я понимаю, что ожидание матери не идет ни в какое сравнение ни с каким иным ожиданием. Оно — древнее, как само существование человечества, потому что, когда наши предки-мужчины действовали, женщины только ждали. И это «только ожидание» копилось в их душах миллионы лет.
Эпоха, целая эпоха. Думается, что эта эпоха и сотворила женщину как существо иного рода, нежели мужчина.
И я стал думать о женщинах. Не в мотивах банных муж-ских прибауток, а как об особом явлении человеческой культуры. Эти мысли пришли инстинктивно, пришли как спасение от растущей тревоги и лишенного времени ожидания.
И еще я почему-то подумал, что мужчины, как правило, ищут в разговоре мысль, а женщины ловят музыку. Поэтому они в отличие от мужчин, во-первых, слышат каждое слово, а во-вторых, пропускают его через собственное сердце. Потому-то их так легко обидеть словом. Особенно — солдатским…
В этом месте моих странных и довольно сумбурных размышлений я вскочил и пошел к выходу.
— Куда вы? — настороженно спросила Нина.
— На площадь. Я запомнил дорогу. Я найду Вахтанга, и мы приведем девочек.
— Нет, — кажется, так сурово могут ронять одно слово только грузинки. — Мы будем ждать здесь.
— Но…
— Мы будем ждать здесь, — еще тверже повторила она и встала. — Я поставлю чайник.
— Нина, послушайте…
— Вам нельзя на площадь, Вахтанг прав, не обижайтесь. Просто на митинге, как нам сказали, собралось больше десяти тысяч. В такой толпе трудно найти двух глупеньких школьниц. Поэтому нам лучше всего пить чай с булочками.
Пока вскипал чайник, Нина показывала мне семейный альбом. Я тупо смотрел в него, тупо слушал ее объяснения и почему-то запомнил только одно:
— Девочки такие разные, что никогда не будут соперницами. Хотя нет, я не права: будут, конечно же, все женщины — всегда соперницы. Но наши девочки никогда не влюбятся в одного мальчика, а потому всегда будут вместе… Извините, кажется, чайник запел свою песенку.
Я пил чай в таком всевозрастающем нетерпении, что не помню, ни с чем были эти булочки, ни причину, почему вдруг я вскочил и заторопился, и Нина больше не пыталась меня удерживать.
Ах, да, была внешняя причина: дождь. Вдруг хлынул довольно обильный дождь, и Нина сказала, что девочки пошли без накидок. А я сразу вскочил и начал собираться.
— Они — голодные, — сказала Нина.
Она уже не рассчитывала, что девочки вернутся по первому зову. Может быть, поняла их, может быть, поняла себя. Свою растущую тревогу, для которой вроде бы не было никаких оснований.
— Приготовьте бутерброды, я отнесу.
Нина ушла на кухню. Я ждал ее, чтобы взять еду и накидки для девчонок.
Уж не помню, по какой причине мы провозились. И сколько бы возились еще, если бы соседка не застучала в дверь кулаком:
— Солдаты идут к площади!
До этого крика я не могу припомнить, чтобы слово «солдаты» произносилось с ужасом. До этого мы как-то внутренне были убеждены, что они — наша надежда и опора, что к ним надо бежать в случае опасности, что их нужно звать на помощь…
И ведь решительно ничего и нигде еще не произошло. Но пожилая соседка, ворвавшаяся к нам ночью, знала, что такое — солдаты. Может быть, ей рассказывали что-нибудь родители о гражданской войне, может быть, это был инстинктивный ужас. Ужас, закрепленный в женской линии человечества на генетическом уровне.
Однако, прежде чем я собрался, вошел Вахтанг. Радостно взволнованный, сияющий какой-то. Праздничный, что ли.
— А где девочки? — сразу же спросила Нина.
Спросила по-грузински, но я почему-то понял, что именно она спросила. По интонации, что ли. Или уже был настроен на ту волну, которая не требует языка для своего понимания.
— На веселье, и их оттуда не отзовешь, — сказал Вахтанг, торопливо выпивая кружку уже остывшего чаю. — Там… Там очень весело, и пусть себе веселятся. Танцуют, поют…
— А солдаты? — спросил я. — В ладоши прихлопывают?
— Еще нет, но скоро начнут! — засмеялся он. — Начнут, не удержатся. Там — братство, понимаешь? Советское братство народов, и ты должен это все увидеть своими глазами. Там не одни грузины — там русские, евреи, греки, дагестанцы, черкесы. Да, Нина, нужны кофточки, чтобы девочки не простудились, и много-много бутербродов.