— Наша договоренность остается в силе, — сказал он. — Столик с армянским натюрмортом — за мной.
Столик за ним? Значит, твердо был уверен, что мы непременно договоримся.
Я приехал на служебной машине. Ее на территорию делового клуба, естественно, не пустили, поскольку она была всего-навсего немолодой «Волгой», а потому, как говорится, рылом не вышла. Я вылез и пошел к деловому клубу, только что отстроенное здание которого стояло рядом с ресторанчиком Херсона «До рассвета». Чья это была территория, кто у кого арендовал место — то ли ресторан у клуба, то ли клуб у ресторана, — я не знал, да и узнавать не собирался. Одна это была шайка-лейка, в которой меня почему-то терпели, хотя Федор что-то на эту тему, помнится, говорил…
Я вспомнил о Федоре, а заодно и о воскресном марше чернорубашечников из РНЕ. Они и впрямь взяли на себя охрану порядка на всех рынках Глухомани, и глухоманцы торговали там теперь спокойно. Неторопливо, достойно и — без опаски. Только вот Киму торговать было теперь нечем…
А Федора на том шествии не было. Нет-нет, не было ни в форме, ни без оной. И меня это, признаться, порадовало…
— Куда прешь? Куда?.. — заорали на меня грузчики со всей прямотой, столь свойственной нашему рабочему классу. Они волокли какие-то тщательно упакованные бутыли куда-то в сторону, к малоприметному старому зданию.
— Соображать надо, это же серная кислота!
— А куда вы ее тащите? — спросил я, уступая им дорогу.
— В «Астрахим», куда же еще!.. Вон, хозяйка на крыльце стоит. Товар ждет.
На крыльце стояла Тамара. Я почему-то помахал ей рукой — проклятое чувство чужого дома! — и она, чуточку помедлив, в ответ помахала тоже. А потом крикнула:
— В клуб идешь? Я загляну через часок!
Через часок я намеревался уже быть дома, но вспомнил о столике «по-армянски», и понял, что Тамара о нем не просто знает, но и намеревается за него усесться.
На входе в клуб деловых тоже что-то творили. Какую-то дверь, от которой тянулись провода. Охранник, как обычно, проверил, есть ли в списках приглашенных моя фамилия, жестом предложил проходить и чувствовать себя, как дома.
— Что строите? — поинтересовался я.
— Индукцию на вшивость.
Я понял, что городят контрольный вход для проверки оружия, но уточнять не стал. Пришли времена недоверия, и это обстоятельство следовало встречать без эмоций, как данность.
Зыков ждал меня в маленькой уютной гостиной, напоминающей кабинет, чему, правда, несколько мешала развратная оттоманка, расположенная против зеркальной стены. Поздоровались мы довольно сухо даже для официального приема, что, впрочем, Юрия Денисовича нисколько не огорчило. Он жестом пригласил меня присесть на упомянутую оттоманку и тут же закурил сигару с золотым обрезом. Теперь он курил сигары, и демонстрация этой слабо-сти должна была свидетельствовать о его силе.
— Догадываюсь, что вы нуждаетесь в крупной сумме. Причем желательно как можно скорее. В идеале — сегодня.
Разведка у него была на высоте. Но я ограничился нейтральным замечанием:
— Стало быть, у нас есть, о чем вести деловую беседу.
— Война расслаивает слабые системы и консолидирует системы мощные, — глубокомысленно отметил он.
— Я — система двойственная. С одной стороны я — военно-промышленный комплекс, но с другой — мирные макароны. Даже если они и по-флотски.
— Браво! — Зыков изобразил аплодисменты. — Какая сумма вас бы устроила?
У меня опять перехватывали инициативу. Мне всегда не нравилась такая игра, почему я и отказался от приманки.
— Это впрямую зависит от товара, который вы намереваетесь приобрести.
— Товар старый, однако ситуация несколько изменилась, поэтому — фифти-фифти.
— Простите, не понял.
— Что же тут непонятного? — улыбнулся Юрий Денисович. — Существует, насколько мне известно, два основных калибра. Следовательно, я о двух и говорю.
— Могу предложить только один.
— Два. И двадцать пять тысяч авансом.
— У. е.? — обалдело спросил я.
— Обижаете.
Зыков поднял с пола дипломат, положил его на стол, поколдовал с замками и откинул крышку. В дипломате лежали тугие пачки новеньких денежных купюр. И повеяло совершенно особым заграничным долларовым духом.
— Это спасет вашего бесценного друга. Наша сделка — стоимость его жизни. Кстати, нашего прокурора перевели в область с повышением. Вот что значит вести дела с учетом современных реалий. Хотите рюмку доброго виски под добрые доллары?
Доллары были злыми. Очень злыми. Но боль Кима была еще злее. Пока я прикидывал, что во мне перевесит — хотя знал же, знал, что именно перевесит, знал! — Юрий Денисович звякнул бронзовым колокольчиком, стоявшим на столике. И тотчас же в дверях вырос официант.
— Виски.
Официант исчез. Я молчал.
— Будете пересчитывать?
— Нет.
— Код — три шестерки, число Антихриста. Закройте, не стоит нервировать прислугу.
Я закрыл и снял дипломат со столика. Я не был уверен, решена ли этим участь Кима, но твердо знал, что моя участь — решена. А заодно и участь многих ребят в Чечне.
Официант принес бутылку виски, минеральную воду и два бокала. Наполнил, как учили — на полтора глотка. Тихо пожелал приятно провести время и вышел.
— Я знал, что мы обязательно встретимся. — Зыков пригубил виски и вздохнул. — Невеселые обстоятельства, но — обстоятельства. Аэродрома в нашей Глухомани нет, а до области вы можете не довезти человека с инфарктом. Я позвонил в Москву, договорился о санитарном вертолете, заботливом сопровождении, хорошей клинике и хорошей профессуре. Вертолет вылетит по моему сигналу, а я дам его после вашего согласия. Сумма оговорена, она — в дипломате. Там даже немного больше — так, для спокойствия. Разницу отдадите семье Кима. Разумеется, если вы согласны на предложенную сделку.
Полная договоренность, никаких хлопот, даже кое-что перепадет Лидии Филипповне. Пожалел он меня, что ли?.. Как бы там ни было, но тогда это помогло мне перейти к делу.
— Какие патроны?
— Винтовочные и автоматные. Советую употреблять идиомы, друг мой. Например, картежную масть — пики и трефы.
— Пики и трефы, — послушно повторил я. — Только как мне быть с этими самыми трефами? Они — строгой отчетности.
— У каждого свои проблемы. В этом суть бизнеса.
— Вы берете за горло.
— Я пользуюсь обстоятельствами, только и всего. С точки зрения обывательской морали это, безусловно, нехорошо, но под этим «нехорошо» обыватель прячет обыкновенную человеческую зависть. — Зыков улыбнулся. — Мы напридумывали множество глянцевых слов, суть которых — скрывать реальный смысл того или иного понятия.