Лондон, 1825 год.
Джастин Кинмерри, герцог Кайлмор, смотрел поверх сбившихся в кучу цветных простыней на свою любовницу, в изнеможении откинувшуюся на подушки. Его светлость подозревал, что изнеможение было наигранным, но он получил слишком большое удовольствие, чтобы обращать внимание на мелкое притворство.
Он не спешил завязывать галстук, любуясь ее телом, обнаженным, светившимся в полуденных лучах солнца нежно-кремовым цветом. Изящная округлость бедер. Слегка впалый живот. На великолепной груди покоился кроваво-красный рубиновый кулон, который он подарил ей пару часов назад в знак окончания первого года, проведенного вместе.
Он долго с восхищением смотрел на эти две роскошные белые возвышенности, увенчанные розовыми сосками. Затем перевел взгляд на ее лицо, бледное и непорочное, как на изображениях Мадонны.
Даже после целого года близости контраст между телом распутницы и лицом святой продолжал возбуждать его как мужчину. Она была прекрасна.
Она славилась как самая известная в Лондоне куртизанка.
И принадлежала Джастину, поддерживая его престиж в обществе не меньше, чем безупречная одежда, знаменитые конюшни или богатые имения. Продолжая одеваться перед большим позолоченным зеркалом, он позволил себе чуть заметную улыбку.
– Позвать Бен-Ахада, чтобы он помог вашей светлости? – Ее необыкновенные глаза, светло-серые и ясные как капли воды, как всегда были лишены всякого выражения.
Иногда он задумывался, не в этом ли кроется ее очарование – в присущей ей вопреки искусству в любовных играх отчужденности.
Нет, не только это.
Это было обещанием, что правильно найденный жест, правильно подобранное слово откроют правильно ведущему себя мужчине те миры страсти и чувств, которые скрываются за этим невозмутимым взглядом. Герцог никогда за все это время благополучия не заблуждался, он знал, что не пробился за эту непроницаемую стену отчужденности. И после того, как в течение года пробыл ее покровителем, начинал понимать, что никогда не пробьется.
Догадывалась ли она, какую загадочность придает ей эта недоступность? Его бы удивило, если бы она не догадывалась. Сдержанность чувств ни в коем случае не означала, что целое сборище ведьм было умнее ее.
– Милорд?
Он покачал головой.
– Нет, справлюсь сам.
Честно говоря, он чувствовал себя неловко в присутствии ее огромного немого слуги, о котором ходили слухи, что он евнух, но Кайлмор лишь под пыткой признался бы в этой позорной неловкости.
Она потянулась всем своим гибким телом, телом, сводившим его с ума и доставлявшим такое наслаждение, какого раньше он не мог и вообразить. Кайлмор почувствовал, как в нем снова пробуждается желание. По блеску в ее глазах он понял, что она, черт бы побрал ее проницательную душу, тоже это почувствовала.
– Еще не поздно. – Тонкая рука потянулась к рубину.
Это движение привлекло внимание герцога – и он знал, что на это она и рассчитывала, – к округлым налитым грудям, которые он находил такими соблазнительными.
– Сегодня днем я занят, мадам.
– Жаль, – равнодушно сказала она, поднимая с пола голубой пеньюар.
Кайлмор намеренно не смотрел на ее голую спину и бедра.
Вернее, не обращал на них внимания, насколько на это был бы способен любой мужчина с горячей кровью.
Так повелось между ними с того самого момента, когда он шесть лет назад встретил ее холодный оценивающий взгляд в толпе, заполнявшей салон. Тогда она была любовницей другого человека. И после, несмотря на усилия Кайлмора заинтересовать ее, у нее был еще один любовник. Она согласилась на существующие сейчас отношения только в обмен на небольшое состояние и контракты, условия которых волновали юристов еще целый месяц.
Но если он рассчитывал, что выполнение всех условий прекратит их тайную борьбу за превосходство друг над другом, то напрасно. Во всяком случае, их борьба еще никогда не была такой упорной.
И если общество считало, что преимущество на его стороне, то он знал, что любовница обладает не менее сильным оружием. Своей красотой. Своей сдержанностью. А самое главное заключалось в том, что он хотел ее, черт возьми, точно так же, как и шесть лет назад.
С невольным сожалением Кайлмор смотрел, как ее дивная фигура скрывается под пеньюаром. Хотя прозрачный шелк лишь слегка прикрывал ее прелести.
Она откинула назад длинные, до пояса, черные волосы, подошла и остановилась позади него. Их взгляды встретились в зеркале, перед которым он так долго одевался.
– Я не смогу заставить вас передумать? – Она обняла герцога и прижалась всем своим теплым телом к его спине, окутывая чувственным ароматом своих любимых духов.
Искусными пальцами она расстегнула его панталоны и просунула внутрь руку. Он закрыл глаза.
Быстрота и сила реакции заставила герцога оттолкнуть ее руку. Мужчина, находящийся во власти своих желаний, – не что иное, как грубое животное.
– В следующий раз.
Она нисколько не огорчилась, черт бы ее побрал. Только пожала плечами, отошла и прислонилась к резному столбику кровати, наблюдая, как Кайлмор поправляет свою одежду. Он натянул пальто и обернулся.
– Благодарю за вашу нескончаемую доброту, ваша светлость. – Она подошла к нему и поцеловала в губы.
Они редко целовались, и поцелуй как знак любви был совершенно неожиданным явлением.
Но именно так его воспринял Кайлмор. Она не пыталась соблазнить его. Прожив с нею год, он это понимал. Он уже подарил ей этот дорогой кулон. И какой жадной она бы ни была, она не могла рассчитывать вытянуть из его кармана еще одну безделушку, достойную магараджи.
Нет, ему оставалось предположить, что она поцеловала его потому, что ей этого хотелось.
Эта потрясающее открытие едва успело прийти ему в голову, как она отшатнулась от него. Мягкие розовые губы, сладость которых испытал Кайлмор – сладость, единственное слово, пришедшее ему на ум, – сложились в слабую улыбку.
– Всего хорошего, ваша светлость.
Он схватил ее руку и, все еще под впечатлением поцелуя, который казался полным абсурдом после того, чем они занимались весь этот день, – с благоговением поднес ее тонкие пальцы к губам, словно это были пальцы принцессы.
Он поднял голову и увидел в ее блестевших глазах то же недоумение, которое чувствовал сам.
– И вам всего хорошего, мадам.
Он отпустил ее руку, вышел из комнаты, спустился по лестнице и покинул виллу, которую купил ей год назад. Но, уходя от особняка все дальше, он никак не мог избавиться от воспоминания о прикосновении ее губ в поцелуе, который был почти… невинным.