Она внутренне съежилась от презрения, звучавшего в его медлительной речи. О, он хотел ее, в этом не было сомнения, но презирал себя за это. И заставит ее заплатить за свою слабость.
– У меня есть единственная вещь, которую можно продать. Вы не можете винить меня зато, что я брала самую высокую цену, какую только могла, – сказала она.
– Нет. А ты не можешь обвинять меня в том, что за свои деньги я хочу наилучшего.
Почувствовав, что подавил всякую непокорность, он продолжил свои объяснения.
– Я стал думать о завещаниях. Сэр Элдред был богатым холостяком. Вполне вероятно, что он позаботился и о тебе, принимая во внимание трогательную верность, которую ты выставляла напоказ. Я вспомнил, что ты ждала шесть месяцев и только потом взяла следующего любовника. Это доказывало верность моих предположений.
– Возможно, это доказывало разборчивость, – ответила она, глубоко уязвленная этим бесстрастным описанием ее жизни.
– Нет, ведь твоим следующим выбором был Мэллори. Полное ничтожество.
– Он всегда был добр ко мне, – с жаром возразила она.
Брови Кайлмора, выражая сомнение, приподнялись над синими глазами.
– Такая женщина, как ты, нуждается не только в доброте. Мы оба это знаем.
Он протянул руку и поднял шторку, отгораживавшую их от серого внешнего мира.
Безжалостный луч света упал на его красивое лицо со следами усталости и напряжения. У Кайлмора был такой вид, как будто после ее исчезновения он замучил себя почти до помешательства. Эта мысль скорее ужаснула ее, чем польстила тщеславию.
Он опустил шторку, и они снова оказались в полутьме.
– Опять пошел дождь. Вот так под дождем мы и поедем на север.
– На север? – переспросила она, хотя едва ли имело значение, куда он отвезет ее.
Ее судьба в его руках и будет такой же и в Лондоне, и во Внешней Монголии.
– Да. Мы навестим мои владения в Северной Шотландии. Я уверен, что это единственное место, где нас никто не побеспокоит. Единственное место, где я могу положиться на слуг, они не разболтают о твоем присутствии. – На этот раз в его улыбке было лишь вожделение и предвкушение. – Моя месть – мое личное дело.
Более слабая уже кричала бы и плакала. Но Верити, хотя и с трудом, сохраняла самообладание. Он решил напугать ее, это было совершенно очевидно.
К сожалению, ему это удалось.
Он замолчал, ожидая ее реакции. Но она ничем не выдала своих чувств, и он, казалось, был немного раздосадован.
«Вас ожидает еще много таких разочарований, – мысленно обратилась она к нему, впервые испытывая чувство удовлетворения. – Привыкайте».
– Так о чем я говорил? Ах да. Завещание сэра Элдреда. Я видел его и заметил большую сумму, выделяемую ежегодно некоей мисс Верити Матильде Эштон. Расследования подтвердили, что мисс Эштон не была ни родственницей, ни служанкой. Никто не знал, кто она такая. Между прочим, имя Матильда тебе не подходит.
– Так звали мою мать, – ответила Верити, пытаясь сохранить самообладание.
– А-а… – Он насмешливо фыркнул. – Надеюсь, она была более достойным членом общества, чем ее дочь.
– Вы правы.
Слава Богу, что эта добрая благочестивая женщина умерла, не увидев, кем стала Верити. Ее мать верила, что распутную женщину в конце жизни ожидает вечный огонь в аду. Верити не собиралась сообщать эту подробность властному тирану, сидевшему напротив.
– Было совсем легко договориться с не очень щепетильным нотариусом, проникнуть в контору поверенного сэра Элдреда и выкрасть сведения о местонахождении мисс Эштон. Ты наслаждаешься восхитительным результатом моих поисков.
Как она ненавидела его ровный, высокомерный выговор с твердыми согласными и четкими гласными. Малодушие, прятавшееся в глубине души, нашептывало ей, что она никогда не сможет противостоять человеку с таким голосом.
«Будь смелой, Верити, – говорила она себе, сжимая в кулаки связанные руки. – Он еще не победил. Но, без сомнения, победит, если ты внушишь себе, что он непобедим».
– Вам скоро надоест насилие и принуждение.
Оскорблять его было рискованно, но она должна была обрести хоть какую-то власть в этом жестоком неравном поединке.
– Ты неправильно поняла меня, – спокойно ответил он. – Мое желание – это совместная жизнь.
Несмотря на свой страх, она презрительно усмехнулась.
– Если бы желания были лошадьми, то нищие ездили бы в каретах.
Мрачное выражение на его лице не изменилось.
– Думаю, все мы нищие, когда дело касается желаний.
Наконец он предоставил ей некоторое преимущество, за которое она с жадностью ухватилась.
– Я была продажной женщиной, ваша светлость, которая ложится в постель ради денег, а не ради удовольствия. Вы путаете меня с какой-то знатной леди, которая выбирает, в чью постель ей лечь. Я сплю с мужчинами, потому что они мне платят за это. Как и в вашем случае, они платят мне целыми состояниями.
Даже в тусклом свете Верити увидела, как побледнело его лицо от ее горько-язвительных слов.
– Нас связывало нечто большее, и ты это знаешь.
Наступила ее очередь заговорить высокомерно.
– Я рада, что ваша светлость так думает. Если бы вы этого не сказали, я бы решила, что мое искусство не производило на вас впечатления.
Да! Вот что она должна делать. Сражаться с ним. Оскорблять его. Заставлять отвечать на каждый удар. Скоро он устанет от ее острого языка и упрямства. Ему нужна возбуждавшая его, покорная Сорайя, а не ее упрямая копия Верити.
Он, должно быть, догадался о ее намерении.
– Ты пытаешься рассердить меня, но это не заставит меня отпустить тебя. Хотя может сделать менее… осторожным.
В ней закипел гнев, такой же неуправляемый и мощный, как те волны, на которые она смотрела, стоя на берегу.
– Я не нуждаюсь в вашей осторожности! Мне от вас ничего не нужно. Я презираю вас.
Странно, но ее возмущение лишь придало герцогу спокойствия.
– Подумайте о собственной безопасности, мадам. Там, куда мы едем, я мог бы прикончить тебя, и ни одна душа и слова бы не сказала в твою защиту.
Она пожала плечами.
– Так убейте меня. Убейте прямо сейчас и избавьте себя от тягот длинного путешествия. Угрозы не изменят мои чувства.
Брошенный вызов не пробил стену его самоуверенности.
– Может быть, и не изменят. Но мне очень не хочется заканчивать эту драму сейчас, когда она становится интересной.
Удерживая равновесие, он с легкостью, возмутившей Верити, пересел на ее сторону. Верити забилась в угол кареты. Сиденье было узким, и хотя Кайлмор не отличался большим весом, его сильное поджарое тело заняло все оставшееся место. Вытянутые ноги герцога касались ее ног, его тепло проходило сквозь ее толстые черные юбки.