— Вы говорите так из-за цвета волос?
— Отчасти да. И еще из-за дурного характера, дурных склонностей, жестокого сердца, и вообще потому, что я черная овца в стаде.
Она не смогла сдержать удивленного смеха, пробираясь сквозь заросли. Теперь она шла первой.
— Господи. Я должна дрожать от страха в вашем присутствии.
Но конечно, это было не так. Общество Гидеона Тревитика было возбуждающим, как шампанское. Он волновал ее сильнее, чем кто бы то ни было до него. Он смущал ее, тревожил, мучил. И все же ей было страшно представить, что, покинув Пенрин, она, возможно, никогда больше не услышит его голоса.
Впрочем, не от одних только разговоров с ним голова у Чариз кружилась от возбуждения. Он красив, силен, смел и мужественен. Ни одна женщина, в жилах которой еще не остыла кровь, не могла бы устоять перед его привлекательностью.
Возможно, узнав, кто она на самом деле, Гидеон решит, что она достойна того, чтобы за ней ухаживать. В Пенрине она не заметила ни одного свидетельства больших богатств. Не исключено, что он заинтересовался бы ею, узнав, что берет в жены самую богатую наследницу в Англии и станет обладателем не только титула графа Марли, но и каждого пенни, каждого акра громадного наследия Уэстонов, которое перешло к единственной наследнице покойного графа, его дочери.
Господи, неужели в ней так мало гордости, что она готова золотом купить внимание мужчины, зная о том, что он ее не хочет?
Выбравшись из зарослей, они оказались на краю обрыва. Под ними сияющим синим шелком расстилалось море. Гидеон остановился позади нее. Недоброе предчувствие заставило Чариз зябко поежиться. Эта сверхъестественная осведомленность казалась даже более значимой, чем физическая реакция.
— Как здесь красиво, — тихо произнесла Чариз.
Она сразу почувствовала, что Гидеон приблизился. Легкий ветерок играл с его густыми волосами. Счастливый ветер — он мог позволить себе с ним вольности, в которых ей было отказано.
— Я не понимал, как сильно мне всего этого не хватало. Моря. Ветра.
Взгляд его был по-прежнему устремлен к горизонту, но у Чариз возникло странное ощущение, что, хотя смотрят они в одном направлении, видит он совсем не то, что видит она. Он видит что-то, что преследует его.
— В Рангапинди я помнил этот вид. И он давал мне силы жить дальше.
— Почему вам расхотелось жить? — спросила она, потрясенная.
Он нахмурился.
— Вы действительно не знаете? Мою историю опубликовали все газеты. Сенсация сезона.
Он говорил с едким сарказмом, но почему, Чариз не могла понять.
— Мои братья держали меня взаперти. Я впервые услышала ваше имя, лишь когда вы представились мне. — Она обхватила себя руками. — Те люди в Портсмуте звали вас героем Рангапинди. Вы были военным?
— Нет, — резко бросил он.
Его невысказанная боль была очевидна, физически ощутима.
— Вы так сильно ненавидели Индию?
Он не спускал с нее глаз, и голос его был чуть хриплым от эмоций.
— Нет, я любил ее.
Гидеон вздохнул.
— Хотел бы я быть тем, за кого вы меня принимаете. Но я не заслуживаю ни унции вашего отношения ко мне.
— Но почему?
— Нет. Я не хочу делиться с вами своими кошмарами.
В улыбке его было слишком много горечи. Он поднял затянутую в перчатку руку. На мгновение ей показалось, что он прикоснется к ее щеке. Ресницы ее затрепетали, глаза закрылись. Сейчас он коснется пальцами ее щеки.
Но он не коснулся. Она медленно открыла глаза и увидела в его глазах пронзительную печаль. Рука его бессильно опустилась.
— Но верьте мне, когда я говорю, что я не герой.
Она судорожно сглотнула.
— Для меня вы герой.
Голос ее дрогнул.
— Мисс Уотсон…
Чариз жестом остановила его. Ей не хотелось выслушивать пошлости, которые обычно говорят в таких случаях женщине, надеясь ее успокоить. Жалость в его глазах ясно указывала на то, что он понял, какого рода запретные чувства она к нему питает. Да как он мог этого не понять? Гидеон был достаточно проницателен.
Она покраснела от стыда и заговорила быстро, чтобы его опередить:
— Разве… разве мы не идем на пляж?
Он расправил плечи, поджав губы. Но не стал спорить с ней по поводу резкой смены темы, за что она была ему благодарна.
— Тропинка здесь.
Гидеон пошел вперед, он не преувеличивал, когда предупреждал ее, что спуск очень крут. Вскоре она увидела всю тропинку — узкую полоску, петляющую по склону.
Чариз посмотрела вниз и обомлела от страха — далеко внизу громоздились острые камни. Она решительно вскинула голову и посмотрела на Гидеона. Он начал спускаться, и Чариз не могла не заметить, как непринужденно он чувствует себя на этой каменистой опасной почве.
Чариз осторожно следовала за ним.
Вначале идти было нетрудно, тропинка шла под уклон плавно. Но становилась все круче и круче. Она оперлась ладонью о камень склона, когда спуск стал еще более опасным.
Слишком долго — на одну роковую секунду дольше, чем нужно, она задержалась взглядом на высоком мужчине, что шел впереди. Чем больше она о нем узнавала, тем больше он разжигал ее любопытство.
Тропинка нырнула вниз. Нога ее потеряла опору — камень, на который она ступила, расшатался. Она изо всех сил вцепилась в каменную стену, но пальцы скользили.
— Гидеон! — завизжала она.
Господи, ей не хотелось умирать. Она хотела жить и заставить Гидеона полюбить ее.
Эта мысль молнией пронзила ее сознание в тот момент, когда она беспомощно скользила к краю обрыва.
— Сара! — Гидеон рванулся к ней, чтобы успеть перехватить ее до того, как она упадет на камни.
Ладони его подобно наручникам сомкнулись вокруг ее тонких запястий. Времени на то, чтобы думать или чувствовать, не было. Не было времени отреагировать на шок, вызванный физическим контактом. Он стремительно повернулся и вжал ее спиной в каменную стену.
Она закричала вновь, на этот раз от боли, потому что ударилась головой о камень.
Он склонился над ней, защищая ее от обрыва у него за спиной. Грудь вздымалась, плечи ныли от напряжения.
Ведь он мог ее потерять.
Постепенно страх, душивший Гидеона, пошел на спад. Реальность вернулась, мозг начал работать. Он слышал шум волн, разбивавшихся о скалы внизу. Чувствовал, как ветер холодит влажную кожу. Чувствовал неровности земли под сапогами.
— Сара, Господи… С вами все в порядке?
Она неуверенно кивнула: