Впрочем, он-то ведь уже и так сумасшедший.
Сложив руки перед собой, Мэтью снова окинул ее взглядом:
– Мадам, поверьте, если бы я мог вызволить вас из этой тюрьмы, то бы сделал это. К сожалению, только мой дядя в силах помочь. Но раз он распорядился доставить вас сюда, вряд ли он захочет так быстро выпустить вас.
Она поднесла руку к шее.
– Я прекрасно понимаю, о чем вы думаете. Но уверяю вас, я просто жертва обстоятельств. Я потерялась в Бристоле и случайно забрела в доки. Монкс и Файли схватили меня и насильно напоили опием. Разве вы не помните, в каком состоянии я лежала на кушетке? Я не сопротивлялась только по той причине, что находилась под воздействием наркотика.
Мэтью, наклонив голову, слушал ее. Что ж, подумал он, надо отдать ей должное: она настойчиво придерживается одной и той же версии.
– Но вы не думаете, что эта история с наркотиками может быть всего лишь ловким трюком, цель которого – убедить меня в вашей невинности?
– Вы все еще не верите мне, – прошептала она. Немного помолчав, Грейс заговорила чуть громче: – Ну посмотрите же на меня, лорд Шин. Неужели я похожа на… проститутку?
– Сегодня вы похожи на нее чуть больше, чем вчера, – прямо заявил он.
Окинув платье невеселым взглядом, она снова попыталась прикрыть свою грудь.
– Да, я понимаю, что вы имеете в виду, но, к сожалению, это платье оказалось самым скромным в вашем гардеробе.
Мэтью стало любопытно. Видимо, остальные наряды выглядели еще более провокационными. Перед его мысленным взором тут же появилась целая вереница соблазнительных образов, но он запретил себе думать на эту тему.
Стоящая перед ним девушка продолжала то и дело одергивать и поправлять свое платье. Со стороны можно было бы подумать, что она действительно чувствует себя неловко в этом наряде. Грейс снова прикрыла грудь руками, и Мэтью разочарованно вздохнул.
– Приходила женщина. Вероятно, это была миссис Файли. Она приготовила ванну и забрала мое черное платье. Я думала, что она почистит его и принесет обратно, но платье так и не вернули. Когда я спросила женщину, что с ним, она ничего не ответила. Не вернула и мою нижнюю сорочку.
– Она абсолютно глухая. Ничего не слышит уже много лет, – равнодушно объяснил он. – Полагаю, это случилось с ней потому, что Файли раньше частенько ее избивал после попоек. Дара речи она не лишилась, но я никогда не слышал, как она говорит.
Лицо Грейс побледнело, на висках и лбу более отчетливо проступили голубые прожилки.
– Это ужасно. Бедная женщина.
– Разумеется, Файли настоящая скотина. И уж вам-то это хорошо известно.
– И поэтому мне не нужно объяснять, милорд, как отчаянно я нуждаюсь в вашей помощи. – В ее голосе послышалась злость. Мэтью Невесело рассмеялся:
– Миссис Паджет, дядя не интересуется моими желаниями. Когда он мне предложил привезти проститутку, я с ужасом отказался.
– Может быть, тогда мне поговорить с ним?
Мэтью пожал плечами и отвернулся в сторону.
– Что ж, можете написать ему письмо и попытаться убедить его в том, в чем считаете нужным. Но помните: мой дядя – человек, который руководствуется только своими собственными соображениями. И в данный момент он твердо убежден, что мне необходима женщина, способная скрасить мой досуг. Вы ведь женщина – это неоспоримый факт, а поэтому вряд ли он сочтет нужным искать вам замену.
– Мне не хочется думать, что наше с вами положение столь безвыходно.
– Но оно именно такое.
И не говоря больше ни слова, Мэтью с решительным видом вышел из теплицы. Он был уверен, что на этом в их разговоре поставлена точка, но знай Мэтью Грейс немного получше – не стал бы торопиться с подобными выводами.
В полдень Мэтью отправился побродить по саду вместе с Вулфрамом. Хотя ярко светило солнце и весенние листья радовали глаз своей сочной зеленью, Мэтью оставался глух ко всей этой красоте. Его мысли крутились только вокруг одной проблемы.
Женщина.
Миссис Паджет.
Грейс.
Когда его привезли в это поместье, он был почти мальчиком. Но какие-то познания о внешнем мире, мире за пределами этой стены, еще сохранились в его памяти. И он что-то не помнил, чтобы падшие женщины изъяснялись на столь безупречно правильном языке и с таким пренебрежением относились к своей внешности. Грейс – красивая женщина, но не прибегает ни к каким ухищрениям.
Ему вдруг захотелось увидеть ее с распущенными волосами. Это будет восхитительное зрелище.
Темные шелковистые волосы тяжелым каскадом опускаются на обнаженные плечи… Даже теперь, когда они заплетены в косы и уложены вокруг головы, чувствовалось, что волосы у нее густые и блестящие.
Мэтью вздохнул. Ему нельзя давать волю своему воображению. Кто же на самом деле эта женщина? Может, быть, она актриса, потерявшая работу? Такое не исключено. Когда человеку нечего есть, он будет цепляться за что угодно, чтобы выжить. Отчего бы и не развлечь несчастного сумасшедшего? И возможно, лорд Джон в самом деле не поставил ее в известность относительно всех обстоятельств жизни своего племянника.
Мэтью горько усмехнулся. Когда он сказал Грейс, что страдает душевным расстройством, она испытала что-то вроде шока. Он тогда почти поверил ей.
Впрочем, возможно, миссис Паджет решила участвовать в махинациях дяди и подругой причине. Мэтью зло пнул кучку прошлогодних листьев. Если она была раньше любовницей дяди, то вся эта история приобретала совершенно иной смысл.
И ее благопристойность в таком случае тоже ставилась под вопрос. Его дядя вряд ли предложил бы порядочной женщине участвовать в этом деле. Каким бы негодяем лорд Джон ни был, он всегда четко придерживался существующих в светском обществе законов и дорожил своей репутацией. Уж это-то Мэтью хорошо знал.
Возможно, потому, что миссис Паджет была любовницей дяди, она и не старалась выглядеть привлекательной для него, Мэтью. В сердце она хранила верность своему покровителю, и ей было трудно лечь в постель другого мужчины.
Целая череда жутких картин пронеслась перед мысленным взором Мэтью. Вот его дядя расположился между ее ног, вот его руки скользят по ее белой коже, его рот с жадностью впивается в ее тело.
– Господи! – Он с силой стукнул кулаком по стволу березы.
Пронзившая руку боль мгновенно вернула Мэтью к реальности. У него снова случился приступ, хотя в последние годы он уже уверился в мысли, что болезнь больше не вернется. Нет, нельзя продолжать в таком духе. Он опять может заболеть. И теперь он вряд ли сможет перенести это погружение в безумие, в небытие, в эту тягостную, липкую паутину страха и отчаяния.
В эту минуту Вулфрам ткнулся своим холодным носом в его ладонь, и Мэтью почувствовал себя спокойнее. Преданная любовь собаки скрашивала его жизнь в этой тюрьме.