Набравшись смелости, она спросила служанку, как чувствуют себя остальные гости, втайне надеясь услышать хорошие новости о Рейнло. Но изнуренная горничная, вынужденная работать за троих, сказала лишь, что большая часть прислуги заболела. Антония и без того это знала.
Быть может, Рейнло уехал? Все, кому посчастливилось не заразиться, покинули усадьбу, как только узнали об эпидемии.
Ей следовало бы почувствовать облегчение, оттого что она больше не видит Рейнло, но Антония, к своему стыду не испытывала радости.
В серой череде дней, заполненных заботами о Касси, волнующая сцена у ручья потускнела в ее памяти, превратившись в зыбкое воспоминание. Казалось, все это случилось с кем-то другим. Быть может, в пьесе, разыгранной на театральных подмостках. В сравнении с отчаянной борьбой за жизнь племянницы даже страсть к Рейнло и сожаления о встрече с ним утратили свою остроту.
Несмотря на все труды и старания Антонии, Касси слабела с каждым днем. Жизнь в ней едва теплилась. Как могла юная жизнерадостная женщина так быстро угаснуть? Таинственная неизлечимая болезнь подтачивала ее силы. При мысли об этом Антония в ярости скрежетала зубами. Одна лишь ярость придавала ей мужества держаться, видя, как день за днем Касси тает.
Антония терзалась сомнениями, не послать ли за мистером Демарестом. В конце концов, она решила не извещать Годфри: если лихорадка окажется смертельной, Касси умрет задолго до того, как прибудет ее отец. Лучше вместе с Беллой продолжать бороться за жизнь больной, надеясь, что молодость и сила Касси помогут ей победить болезнь.
Антония неустанно молилась. Она шептала молитву, пока слова не начинали превращаться в бессмыслицу. «Господи, пожалуйста, не дай Касси умереть. Господи, пожалуйста, не дай Касси умереть». Но, несмотря на отчаянные мольбы компаньонки, силы Касси все убывали. Антония с горечью заключила, что Господь глух к просьбам таких закоренелых грешниц, как она.
Покинув конюшню, Рейнло зашагал к Пелем-Плейс. Он вошел в дом через комнату для слуг. Так было удобнее, а маркиз предпочитал не придерживаться условностей в тех случаях, когда условности не приносят ощутимой пользы.
Когда Рейнло был ребенком, его беспутные родители не делали особого различия между прислугой и членами семьи. Более того, старшие слуги свысока посматривали на Чаллонеров, о которых ходила дурная слава. Разумеется, старшие слуги долго не задерживались в Кеддон-Холле. Поддерживать порядок в доме, где обитала беспорядочная толпа детей, собак и нахлебников, включая любовниц отца семейства, было весьма непросто.
В отличие от родительского дома Рейнло усадьба Пелем-Плейс казалась вымершей. Здесь царила зловещая тишина. Выйдя из погруженного в полумрак холла, маркиз направился к черной лестнице. Вот уже пять дней, как большинство обитателей дома, включая слуг, слегли с лихорадкой. Горсточка счастливцев, избежавших болезни, предпочла покинуть усадьбу, где остались больные, нанятая прислуга и маркиз Рейнло, всегда отличавшийся завидным здоровьем.
Дьявол покровительствует своим отродьям.
Два дня назад камердинер маркиза свалился с горячкой и не смог выполнять свои обязанности. Благодаря весьма необычному воспитанию Рейнло легко мог обходиться без помощи слуги, дожидаясь, пока бедняга снова встанет на ноги. Впрочем, преданный Моркомб заботился о нем с особым рвением, а сам маркиз был куда менее привередлив в одежде. Поглядев на свои пыльные сапоги, обычно начищенные до блеска, Рейнло горько усмехнулся. Старину Моркомба хватил бы удар, если бы он увидел господина в грязных сапогах, в распахнутой сорочке и без сюртука.
Рейнло попытался было ухаживать за слугой, но Моркомб пришел в ужас, и бедняге снова стало хуже. Рейнло оставалось лишь развлекаться верховыми прогулками. Он как раз только что вернулся после лихой скачки по лесу и направлялся в спальню, чтобы смыть с себя дорожную пыль.
Хозяйка дома пребывала в добром здравии, но все ее время занимали заботы о больных, среди которых было и несколько членов семьи. Рейнло временами встречал ее, всегда встревоженную и раздраженную. Она ясно давала понять, что маркизу следовало бы покинуть дом и не отвлекать слуг, занятых уходом за теми, кто в отличие от Рейнло не в состоянии о себе позаботиться.
Но Николас притворялся, что не понимает намеков.
Впрочем, здравый смысл подсказывал ему: пора выйти из игры и вернуться в Лондон. Насколько он слышал, малышка Демарест лежала при смерти. Едва ли ей удастся выкарабкаться, чтобы Рейнло смог ее обесчестить.
Сама судьба вмешалась, желая защитить невинную овечку. Но неутоленная жажда мести теперь заботила маркиза куда меньше, чем невозможность увидеть Антонию. Поистине он оказался в безнадежном положении. Да, он решил совратить мисс Смит, отбросив жалость, но что с того? Как соблазнить женщину, которая день и ночь проводит у постели больной?
И тут, словно его величество случай решил, наконец, сжалиться над Рейнло, позади него послышался шум. Кто-то вышел из судомойни. Обернувшись, маркиз увидел Антонию. Она несла два ведра с водой.
— Антония…
Рейнло запнулся, впервые в жизни не находя подходящих слов.
— Лорд Рейнло.
Казалось, Антония тоже потрясена. Пошатнувшись, она отступила на шаг, вода выплеснулась из ведер на грязный каменный пол. Компаньонка выглядела такой бледной и изнуренной, что у Рейнло мучительно сжалось сердце. Шагнув вперед, он взял из ее рук ведра.
— Воду должны носить служанки.
Губы Антонии сурово сжались:
— Почти все горничные больны. Удивительно, что вы не заметили.
Она окинула маркиза хмурым взглядом. Со времени их последней встречи она, должно быть, не раз напоминала себе, что Рейнло законченный мерзавец.
— Что вы здесь делаете?
Рейнло так обрадовался, встретив Антонию, что ее язвительность не могла омрачить его счастье. Он скучал по мисс Смит, ему не хватало даже ее неодобрения.
— Я шел из конюшни.
— Но почему вы не покинули дом? Наверно, вы здесь единственный здоровый человек, которому нет нужды оставаться.
Рейнло пожал плечами:
— Вы же здесь.
Маркиз, к вящей своей досаде, сказал чистую правду. Но если он ожидал, что Антония смягчится, его ждало разочарование.
— Вам следует вернуться в Лондон, — сухо произнесла она. — У слуг и без того полно хлопот, а вы только путаетесь под ногами.
Маркиз тихо рассмеялся. Будь он тщеславен, слова Антонии больно уязвили бы его, но хотя совесть его отягощало, множество грехов, тщеславие не принадлежало к их числу.
— В настоящую минуту я занят чертовски полезным делом. Мне отнести ведра наверх?
Антония заколебалась. Она хотела было отказаться, но здравый смысл взял, верх.
— Спасибо.
— Всегда рад помочь, — насмешливо отозвался Рейнло.