— И все же я не понимаю, почему Бентон не женился на тебе.
Николас взял ее за руку. Антония знала: он хотел ее утешить, хотя и ответил бы злой насмешкой на слова благодарности. Лицо его потемнело от гнева, но в мягком прикосновении сквозила нежность.
— Десять лет назад Джон Бентон и сам был почти мальчишкой, хотя это нисколько его не оправдывает. И я не сказал бы, что с годами он превратился в исчадие ада. — Николас осекся и с усилием добавил: — В дьявола вроде меня.
И вновь глупое сердце Антонии зашептало, что он лишь очерняет себя.
— Да, Джонни не был порочным негодяем. Он был самовлюбленным безвольным глупцом, убежденным, что весь мир должен лежать у его ног только потому, что Господь одарил его красотой.
Антония помолчала. Даже после стольких лет ей было мучительно больно вспоминать дни своего позора и унижения. Пальцы Николаса ободряюще сжали ее руку. Антония заговорила глухим безжизненным голосом.
— Джонни не женился на мне, потому что сохранил еще крупицы чести. Он уже был женат.
Николас резко выпрямился, с силой сдавив ладонь Антонии.
— Вот дьявольщина, я понятия не имел.
— Об этом никто не знал.
Антония передернула плечами, стараясь придать голосу равнодушие, но Николас видел, как горько ей признаваться в своем легковерии.
— Перед поступлением в Оксфорд он обзавелся содержанкой, актрисой. Она родила ему ребенка. Не представляю, как этой женщине удалось женить его на себе. Должно быть, она прибегла к угрозам. Джонни никогда не отличался храбростью и дрожал за свою репутацию.
Антония облизнула пересохшие губы. Воспоминания о лживых обещаниях Бентона и о собственной глупости вызывали у нее жгучее желание спрятаться, забиться в темный угол.
— Не знаю, что случилось с ребенком. Джонни уверял, что сам ничего не слышал о нем.
Николас издал глухое рычание. Выпустив руку Антонии, он резко откатился в сторону и вскочил с кровати. Несмотря на подавленность и стыд, Антония почувствовала невольное восхищение, заметив, что он не испытывает смущения или неловкости от своей наготы. В движениях великолепного тела Рейнло сквозила величавая грация дикого зверя.
Он уверенно направился к изящному комоду из красного дерева. Антония с волнением разглядела у него на спине кровавые борозды, оставленные ее ногтями. Десять долгих лет страсть оставалась для нее под запретом. Но к добру или к худу, с Николасом она вновь открыла для себя неодолимую силу желания. И пережитое блаженство было столь ошеломляющим, что Антония не испытывала сожаления.
— Когда ты узнала правду?
Стараясь сдержать бушевавшую в нем ярость, Рейнло взял с подноса графин с кларетом.
Антония выше натянула простыню, говоря себе, что выдержит это испытание. У нее достанет сил закончить свою горькую историю, как бы ни было больно.
— Месяц спустя мой отец выследил нас. Мы жили в Виченце. В убогой нищете.
Антония содрогнулась, вспоминая, ее унижение. Сквозь туманную пелену перед глазами она видела, как Николас наполняет вином бокалы. Прерывисто вздохнув, она заставила себя продолжить рассказ.
— Я так и не увидела ни Рима в сиянии луны, ни Неаполитанского залива. Джонни не приходило в голову, что нужно раздобыть денег, прежде чем бежать из Лондона с сестрой своего лучшего друга.
— Ничтожный болван.
Губы Николаса гневно сжались тонкую линию. В черных глазах читалось бесконечное сострадание.
— Джонни был еще больше меня разочарован крушением своих романтических грез. — Антония вновь попыталась придать голосу нотку язвительности, но, как и прежде, безуспешно — в ее напускном равнодушии чувствовалась фальшь. — Я всегда была практичной — во всяком случае, мне удалось выстоять, когда пришлось жить на очень скромные деньги в чужой стране. Мне повезло, что Джонни не пустил меня по рукам и не продал какому-нибудь сластолюбцу, предложившему хорошую цену. Хотя так вполне могло бы случиться, если бы мой отец не выплатил все наши долги.
Встав возле кровати, Николас поднес к губам бокал. Антония подняла взгляд на Рейнло. На его щеке дергался мускул, а глаза казались бездонными.
— Отец хотел тебя вернуть?
У Антонии вырвался горький смешок.
— Так кто из нас двоих романтик? Нет, он обозвал меня грязной шлюхой и заявил, что я для него умерла. — Произнести эти слова оказалось мучительно больно, словно с Антонии бритвой срезали кожу. — Родственникам и соседям действительно сказали, что я умерла. Отец объявил, что я подхватила смертельную лихорадку, путешествуя по Франции вместе с кузиной. Отрекшись от дочери, он сообщил мне, что мой великолепный любовник женат.
— Этот негодяй клянется, что все еще любит тебя, — презрительно бросил Николас. — Он явился к вам домой, но твой брат сказал ему, что ты мертва.
Антония давно убедилась в слабости и безволии Бентона, поэтому слова Рейнло не вызвали у нее ни удивления, ни гнева. Разрушить ее жизнь, а через десять лет разыгрывать безутешную скорбь — как это похоже на Джонни.
— Ему нравится изображать страдальца, упиваться трагедией, — сурово произнесла Антония. Ее жалость к Джонни сменилась презрением. — Ни один мужчина не обошелся бы так с женщиной, которую любит, как Джонни поступил со мной.
— Но ты все еще его любишь?
Странно, Антония не подозревала, что Рейнло способен задумываться о любви. Глядя ему в глаза, она заговорила с твердой уверенностью:
— Я не люблю Джонни Бентона. Я не любила его и десять лет назад, хоть и убедила себя, что люблю. То, что я принимала за любовь, было лишь игрой в великую страсть. — Голос Антонии упал до шепота, теперь в нем слышалась глухая ненависть к себе. — Я совершила глупость, сбежав с Джонни. Уже через пару дней я поняла свою ошибку. Но подобные ошибки невозможно исправить.
Николас нахмурился.
— Ты была совсем юной.
— Но достаточно взрослой, чтобы быть осмотрительнее, — резко возразила Антония. — По крайней мере, моему отцу удалось избежать скандала. Он сохранил в тайне историю моего безумства. За десять лет до меня не дошло ни единой сплетни. Впрочем, едва ли отцу потребовалось много усилий, чтобы уничтожить слухи. Кроме родственников и соседей, почти никто не знал о моем существовании. В школу я не ходила, ко мне приглашали гувернанток. Я никогда не выезжала в Лондон. Боже милостивый, я ни разу не бывала нигде дальше Ньюкасла.
Николас окинул Антонию изучающим взглядом.
— Неудивительно, что ты задыхалась от скуки. Жестоко держать умную, страстную, полную жизни девушку вдали от мира словно парию.
— Твои передовые взгляды делают тебе честь, — не без язвительности заметила Антония.
И все же Николас снова сумел ее удивить. Подумать только, этот закоренелый распутник выступал в защиту женских прав.