Длинноволосая глядела недобро, и разговор приходилось начинать через порог.
- Я к вам от Чувалова. От Юрия Петровича. Она явно решала, как поступить, и Егору показалось, что решала со страхом.
- Так, - наконец сказала она и плотно прикрыла дверь, ведущую в комнаты. - Ну, проходите. На кухню. Кепку повесить было некуда, и Егор прошел на кухню, держа ее в руке.
Хозяйка шла следом, наступая на пятки. Точно загоняла.
- Кто там, Мариночка? - донесся из комнат мужской голос.
- Это ко мне! - резко ответила длинноволосая, закрыв за собой и кухонную дверь. - Так в чем же дело?
Сесть она не предлагала, и это враз успокоило Егора.
Еще у порога он не знал, как и что говорить, а теперь понял. - В комнатах-то, поди, муженек обретается?
- А вам какое дело?
- Мне дела нет, а вот ему - не знаю.
- Угрожать пришли?
- Зачем же так-то? Я к тому, что вы, стало быть, устроились, а другому устроиться не даете. Хорошо ли? Да как вы смеете?..
- Смею уж, - негромко сказал Егор. - Хватит злом-то пыхать. Что он дурного-то сделал вам?
- Сделал, - усмехнулась она и закурила сигарету. - Объяснять бесполезно: если он до сих пор не понял, то вы и подавно.
- Растолкуйте, - сказал Егор и сел на маленькую красную табуретку. - За тем и пришел.
- Я вас выгоню сейчас отсюда, вот и все объяснения.
- Нет, не выгоните, - сказал Егор. - Раньше, может, и выгнали бы, а теперь побоитесь. Вы вон все двери за собой позакрывали и, значит, семейством своим дорожите.
- Опять угрозы? Слушайте, мне надоело…
- Дали б водички, - вздохнул Егор. - В столовке селедки три порции съел - горю.
- Ух, нахалище! - Она достала из стенного шкафчика расписанную глиняную кружку, спросила через плечо: - Прикажите со льдом?
- Зачем? - удивился Егор. - Простой налей, колодезной.
- Колодезной…- Она шмякнула о стол кружкой, вода плеснула через край. - Пейте и уходите. Чувалову скажите, что ребенок не его, пусть успокоится.
Егор неторопливо выпил невкусную московскую воду, помолчал.
Женщина стояла у окна, яростно дымя сигаретой и через плечо поглядывая на него колючими глазами.
- Что вам еще от меня нужно?
- Мне-то? -Егор посмотрел: и чего хорохорится дека? - Муж ведь он вам-то.
- Муж!.. - Она презрительно передернула плечами. - Пенек он лесной, ваш Чувалов.
- Ругать не ласкать: не скоро заморишься.
- Оскорбить женщину и даже не заметить - как это благородно!
- На оскорбить не похоже, - с сомнением сказал Егор. - Юрий Петрович - человек уважительный.
- Уважительный! - насмешливо повторила она. - Скажите честно, если женщина-ну, по минутной слабости, под настроение, по увлеченности, наконец, - перес…- она запнулась, - ну, переночует, хватит соображения утром не совать ей деньги?
- Соображения у нас хватит. Денег у нас нет.
- Он тоже платил не наличными. Просто решил меня осчастливить и потащил ставить этот дурацкий штамп, не соизволив даже поинтересоваться, люблю ли я его.
- Что, силой штампы ставили-то?
- Ну зачем же…-Она вдруг улыбнулась. - Ну я дура, дура я была, легкомысленная, это вам надо? Мне сначала даже поправилось: романтика! А потом опомнилась и сбежала.
- Сбежала, - сердито сказал Егор. - А штамп? От него куда сбежишь?
Длинноволосая растерянно промолчала, и Егору стало жаль ее. Разговор словно поменял их местами, теперь главным в этой кухне был он, и оба это понимали.
- Я паспорт потеряла, - виновато сказала она. - Может, и он так, а?
- Сама завралась и его врать учишь? С новым-то как живешь?
- Хорошо.
- Я не про то. Я про закон…
- Расписались.
- Ах ты, господи!..
Егор вскочил, пометался по кухне. Марина внимательно следила за ним, и во внимании этом была почти детская доверчивость.
- Хорошо, говоришь, живете?
- Хорошо.
- Зови его сюда.
- Что? - Она вдруг выпрямилась, вновь став холодно-надменной. - Вон отсюда. Немедленно, пока я милицию…
- Ну, зови милицию, - согласился Егор и опять уселся.
Марина отвернулась к окну, беспомощно повела опущенными плечами. Она плакала тихо, боясь мужа и стесняясь постороннего человека.
Егор посидел, повздыхал, а потом тронул ее за плечо: - Узнают- хуже будет: закон ведь нарушен.
- Уходите! - почти беззвучно закричала она. - Зачем вы пришли, зачем? Ненавижу шантаж!
- Чего ненавидишь?
Она промолчала. Егор потоптался, помял кепку и пошел к дверям.. - Стойте!
Егор не остановился. Нарочно хлопнул кухонной дверью, услышал, как зло и беспомощно зарыдали у окна, и, выйдя в коридор, распахнул дверь в комнату.
У стола над чертежной доской страдал молодой парень. Он поднял на Егора спокойные глаза, моргнул, улыбнулся. Сказал неожиданно:
- Черчу, как проклятый. Диплом в сентябре защищать.
В противоположном углу в кроватке спал ребенок. А парень с удовольствием потянулся и пояснил:
- Я на вечернем. Трудно!
То ли действительно тишина в комнате стояла, то ли оглох Егор враз на оба уха, а только услышал он жаркий перезвон стрекоз. Услышал, и снова сжала сердце тягостная жалость, снова подкатил к горлу знакомый ком, снова задрожал вдруг подбородок. И услышал еще Егор, как на кухне громко плакала Марина.
- Ну, давай, давай трудись,-сказал он парню и тихонько вышел из комнаты.
Егор поздно вернулся в гостиницу. Съел булку, что Харитина в чемодан сунула, попил водички и улегся. Кровать была непривычно мягкой, но он все никак не мог заснуть, все почему-то ворочался и вздыхал.
Утром он встал позже, чем рассчитывал. Умывшись, спустился в буфет, а там оказалась очередь, и он все боялся, что опоздает.
Кое-как, наспех проглотил завтрак и побежал в министерство, так и не заглянув в забытые на столе тезисы.